Работать с осужденными за терроризм и экстремизм в колониях некому

Г.Кужабаева в своих выводах основывается на скрупулёзном изучении образа жизни заключённых, осуждённых за экстремизм и терроризм. Этому была посвящена её кандидатская диссертация, написанная два года назад. За время её подготовки Гульмира Тухасовна наблюдала за бытом 45 человек, отбывающих срок за терроризм, и почти 300 – за экстремизм. Сегодня, по её словам, количество террористов в колониях Казахстана выросло до 65.

«Основная часть таких заключенных (52%) - достаточно зрелые люди в возрасте 30–39 лет, уровень образования их немного выше, чем в среднем у других осуждённых, да и в целом администрацией они характеризуются вполне нейтрально за покладистый нрав. Вот только работать бесплатно на обустройство колонии они категорически отказываются, а от воспитательных мероприятий самоустраняются», - говорит она.

Г.Кужабаева констатирует, что в Казахстане не готовят пенитенциарных психологов, поэтому у них нет необходимых навыков, тогда как адепты экстремистских течений хорошо подготовлены и обладают мощными методами нейролингвистического программирования. «Честно говоря, сложно не поддаться их влиянию. Выход я вижу в одном – создавать обучающие центры при исправительных учреждениях, приглашать туда теологов, психологов, психотерапевтов и обучать сотрудников КУИС», - считает она.

Директор Центра исследования проблем религий и психологической реабилитации Есбосын Смагулов объясняет, почему тюремная среда создаёт благоприятную почву для адептов экстремистских течений. «Если в места не столь отдалённые попадает один человек, осуждённый за экстремизм или терроризм, то оттуда уже выходят 3–5, а то и больше убеждённых сторонников радикальных течений. К сожалению, заключённые по этим статьям есть практически во всех областях и колониях Казахстана», - говорит эксперт.

По его словам, представители экстремистских течений – это относительно новый феномен для казахстанских колоний. Они имеют особый статус в тюремной среде и в глазах заключённых выгодно отличаются от традиционных тюремных общин и субкультур. Кроме того, притягательными идеи исламистов делает тот факт, что вхождение в исламскую общину – джамаат – в какой-то степени защищает осуждённого, благодаря членству в ней, он избегает участия в тюремных разборках. Как правило, местные авторитеты не трогают экстремистов и стараются с ними не пересекаться. Быть может, из боязни. Следует также упомянуть такой опасный для общественной безопасности фактор, как сращение религиозного радикализма и криминалитета, которое может произойти в колониях. Такие примеры мы уже наблюдались в Актау и в Балхаше. Конечно, попытки противостоять этой тенденции предпринимаются.

По словам Есбосына Смагулова, экспертов в области теологии командируют в исправительные учреждения для чтения лекций персоналу колоний, а заключённых посещают имамы. Г.Кужабаева констатирует: да, имамы бывают в тюрьмах только по большим религиозным праздникам. Непонятно только, с чем это связано: с жёстким пропускным режимом или с тем, что паства за решёткой уж больно непрезентабельная. Где уж им тягаться с прозелитами в тюремных робах, которые имеют круглосуточный доступ к умам сокамерников. «Быть может, в будущем следует поставить вопрос о том, чтобы создать для осуждённых за экстремизм и терроризм лиц отдельные колонии или хотя бы предоставить для них изолированные помещения внутри исправительных учреждений», – делится соображениями Есбосын Смагулов.

Гульмира Кужабаева считает, что в определённом смысле это было бы идеальным решением. Ведь тогда не составит больших трудностей укомплектовать это заведение опытными имамами и продвинутыми теологами. Тем более, что в мировой практике такие примеры есть – тюрьма Гуантанамо.

Одно «но», пишет «Мегаполис», подобная изоляция нарушает права этой категории осуждённых. И потом что будет, если соединить в одну кучу всех экстремистов и террористов страны? В общем, к опыту американцев стоит присмотреться, главное – это избежать печальной репутации пыточных застенок, которую снискала Гуантанамо.