Новое руководство театра имени Станиславского познакомилось со скандальной труппой

Театр-скандал превращается в театр-сюрприз. Недавно назначенных руководителей карагандинского русского драмтеатра имени Станиславского за глаза называют «докторами». Артисты надеются, что они смогут вылечить труппу, которая последние пару лет страдала от перманентных конфликтов. Похоже, что новый директор Сергей Юн и главный режиссер Юрий Ханинга-Бекназар собираются действовать заодно. Совместными усилиями они рассчитывают устранить корень зла, которое мешало труппе жить, наладить здоровую рабочую атмосферу в коллективе, а также возродить зарубежное сотрудничество. Юрий Иванович и Сергей Павлович поделились с nv.kz своими впечатлениями от труппы и рассказали о ближайших планах. Они настроены оптимистично. Вспоминают о том, что когда-то театр имени Станиславского был одним из лучших в Казахстане. И надеются по возможности возродить его былую славу. - Юрий Иванович, скажите, как вас уговорили приехать к нам? Ведь ситуация в театре довольно непростая. - Во-первых, меня никто не уговаривал. Когда я получил предложение стать художественным руководителем и главным режиссером этого театра, я согласился почти сразу. Потому что это легендарный театр. А Караганда – город, который я очень люблю. Я надеюсь осуществить здесь мои нереализованные проекты и мечты. А насчет непростой ситуации скажу: жизнь – вообще штука сложная. Конечно, я всего проработал здесь две недели. Но никакой трагедии не вижу. Зрители ходят. Есть прекрасное здание, замечательная сцена, сформированная труппа и есть новый директор – опытный топ-менеджер. Ну, и есть я, конечно. А о том, что писали газеты, мы помним, но не будем на это обращать внимания. - Однако пока вас еще не было в театре, уже начали звучать предложения, что пора распускать труппу. - Ни в коем случае! – восклицает директор Сергей Юн. – Я проработал здесь пять лет (это уже второе назначение Сергея Павловича в театр Станиславского, два года назад он оставил должность по собственному желанию, – авт.) и знаю коллектив. Прочитав все эти ваши статьи, я схватился за голову: «Господи! Что там опять творится?!» Когда мне предложили вернуться, я представил, как будет тяжело опять все начинать с нуля. Зачем мне это надо! Но я пришел сюда, стал вникать, разбираться. И оказалось, что все в порядке. Не знаю, откуда все это жареное вылезло. - Я помню, в газете было написано: «Режиссеры в ужасе от театра Станиславского», – смеется худрук. – Когда я ехал в Караганду, думал, что зайду в театр, а тут меня встретят монстры с клыками и ножами, с которых кровь капает. Но посмотрел: очень милые люди, вполне приличные артисты. Конечно, любую ситуацию можно взорвать. Но тут не будет второй Украины, тут будет наш Казахстан – мирный, свободолюбивый, трудолюбивый. Многое будет зависеть от нас с Сергеем Павловичем, эта труппа может стать очень плохой, а может стать очень хорошей. Потому что творческим трудом тоже надо руководить, его надо направлять. Чем мы и намерены с моим уважаемым коллегой заняться. - Уже познакомились с труппой? Как впечатления? - Я отвечу так: плохих трупп вообще не бывает, бывают плохие режиссеры. Я себя к таким, не сочтите за самонадеянность, не отношу. Поэтому успех наших будущих спектаклей будет зависеть от количества вложенных в них труда и таланта. Артисты есть очень сильные и не очень. Обычное соотношение творческих сил в труппе. Я работал в очень многих театрах Казахстана, почти во всех. Так что, если говорят, что  где-то нельзя поставить Гамлета или Достоевского, это неправда. То, что здесь было, меня абсолютно не интересует. Я в этом не участвовал.  Меня интересует сейчас спектакль, который я начал репетировать. Это бессмертная комедия Карло Гольдони «Трактирщица». Потом я собираюсь поставить спектакль по рассказам Шукшина. Вот это меня волнует. А то, что было, не критично. В каждом театре что-то такое бывает. Но мы будем думать не об этом, а о развитии театра имени Станиславского. - Я знаю, что у вас есть особое мнение о развитии русского театра в Казахстане. - Да. Русский театр в России и в Казахстане – это вещи абсолютно разные. Мы все родились и выросли в Азии. И у нас другая ментальность – евразийская. То есть совсем не та, что у жителей, скажем, Смоленска или Костромы. Мы живем внутри другой культуры – тюркской. И я очень не люблю, когда в русских театрах начинают говорить: «Мы маленький островок русской культуры». На острове жить трудно, он может стать необитаемым. Нужно жить на большом материке театральной культуры вообще. Ведь мы проникнуты тюрской культурой. Слушаем каждый день казахскую музыку, видим костюмы, архитектуру, читаем Абая или Мухтара Ауэзова. И, сами того не подозревая, мы в большой степени казахстанцы. Пройдет, может, лет 50 и сформируется особенный суб-этнос казахско-русский. У нас совершенно другое мышление – азиатское. И это не может не накладывать отпечаток на наши спектакли. Мы должны учитывать художественную специфику той страны, которая является нашей родиной. Не надо сдерживать в себе то, что существует объективно. - Как это может отражаться в постановках? - Например, был у меня в Астане спектакль «Преступление и наказание» в инсценировке Станислава Радзинского. Я обнаружил, что никто совершенно не помнит, как кончается роман. А ведь там Родион Раскольников и Сонечка Мармеладова, которая поехала за ним на каторгу, стоят на берегу реки. А что это за река? Иртыш! Ведь автор сидел и в Семипалатинске, и в Усть-Каменогорске, кстати, моем родном городе. Нет сомнений, что он описал именно Иртыш. И вот герои стоят и смотрят на реку. А кто живет за рекой? Ясное дело, казахи. Это у Достоевского написано. Они слово «казахи» не произносят. Но Родион удивляется: какие странные круглые жилища, запах дыма оттуда идет, и песня с той стороны реки доносится совсем непохожая на то, что поем мы. То есть русских и казахов объединяет Иртыш. И когда я это понял, сделал соответствующий финал: в спектакле с той стороны реки доносился кюй «Адай». Я хотел подчеркнуть, что на нашей казахской земле Раскольников очистился. Он говорит Сонечке: «По-моему, там живут совершенно другие люди, абсолютно свободные, абсолютно счастливые, которые совсем непохожи на нас. Которые живут свободно. А мы тут мучаемся». И кюй «Адай» – на мгновение вырвался из хаоса звуков, прозвучал и где-то исчез. Ну а дальше вообще: Соня доставала из расстегнутой жилетки помаду,подкрашивала губы, а потом как бы случайно на его груди рисовала шанырак. Меня за это почему-то не ругали. А я знал, что прав. И, поверьте, я не собирался делать приятное моей жене-казашке. Этот образ родился у меня сам собой. Тогда как, например, российскому режиссеру такое в голову не придет. - Известно, однако, что вы достаточно вольно обращаетесь с пьесами. - Я не люблю ставить спектакли иллюстративные. Сейчас, работая над «Трактирщицей» Гольдони, я говорю артистам: «Мне бы хотелось, чтобы это было не в 1734 году, а всегда и никогда, везде и нигде». Сейчас с «Трактирщице» мы все это сдвигаем: получается выдуманное место и пространство, которое и наше время задевает. Я сам сорок лет назад играл главную роль кавалера Рипафратта в камзоле, парике с буклями, со шпагой. У нас же должна родиться какая-то третья реальность. Я поставил не так давно «Бориса Годунова». И там звучала современная музыка: группа «Мельница», Николай Емелин и так далее. Возникает вопрос: а может такая музыка быть в пушкинском спектакле? А почему нет, если она хорошая и все гармонично? Я не хочу возвращаться в его время. Хочу, чтобы он был нашим современником. Меня за это часто критиковали. А сейчас уже все привыкли, не обращают внимания. Это никакие не эксперименты, не наглость. Это режиссерская трактовка. А иначе какой я режиссер? Более того скажу: я человек немолодой, у меня трое внуков. Раньше я много ставил о несчастной любви. Все у меня погибали: Эсмеральда и Квазимодо, Ромео и Джульетта, Леди Макбет и сам Макбет. Много чего понаставил. А теперь не хочу этого. А хочу, чтобы на сцене было счастье. Так вот, все герои «Трактирщицы», в том числе и кавалер Рипафратта, которого Мирандолина наказала за то, что он не любит женщин, все будут счастливы. Я придумаю, как это устроить. Как говорил Жириновский, «каждой бабе по мужику». Кавалер Рипафратта будет не женоненавистником, а отцом большого семейства. Потому что я так хочу. И это не противоречит Гольдони. Отношения между полами – вещь непростая. Если в жизни не всегда случаются идеальные браки, то на сцене они возможны. Только это надо доказать сценическими средствами. Если докажу, значит я прав, если нет – значит я провалился - Будет ли театр активно приглашать других режиссеров? - Приглашать, конечно, будем, – отвечает Сергей Павлович. – Раньше у нас не было ни художественного руководителя, ни главного режиссера, мы работали только на приезжих режиссерах. Просто вынуждены были. Сегодня у нас другая ситуация. В театре, наконец, появился художественный руководитель, у которого есть определенная норма по спектаклям. Но дело в другом. Когда один режиссер ставит все спектакли, глаз замыливается, и зрителю становится неинтересно. Они уже знают его почерк и примерно представляют, как что будет. Поэтому приглашенные режиссеры нужны. Это мировая практика. Конечно же, мы будем приглашать.  



Источник: Сайт газеты «Новый вестник»