Роза Багланова - легенда казахстанской сцены

– Когда Майя Михайловна услышала имя нашей певицы, то сразу заявила, что «благодаря Розочке» ее поколение (балерина назвала имена Растроповича, Вишневской, Лемешева) открыло для себя Казахстан, – рассказывает Марина Кунарова, руководитель продюсерского центра MG Production, который создавал этот фильм. – Причем «Самару-городок», по словам Плисецкой, никто лучше казахской певицы не исполнял. Помимо чарую­щего голоса, Майя Михайловна восхищалась певицей просто как человеком и красивой женщиной: «Неунывающий открытый характер, удивительная внешность – тоненькая, изящная талия, громадные глаза, черные толстые косы…»

Родом она из Казалинска Кзыл-Ординской области. У ее отца было две жены. Обе они – и татарка Марьям, и мать Розы, казашка Аккуруш, – любили петь, играть на гармони. Отец Тажибай, будучи влюбленным в искусство, бывало, собирал каждые 15–20 дней у себя дома танцующих, поющих и играющих на инструментах, в первую очередь на домбре, соседей. Маленькой Розе, наверное, было всего годика четыре или пять, когда она на одной из свадеб впервые запела перед гостями. После школы она поступила в Кзыл-Ординский пединститут, хотя все говорили, что талантливая девушка непременно должна идти в актрисы или поступать в консерваторию.

– Но это были 38–39-е годы, артисток тогда все считали легкодоступными женщинами, и отношение к ним было пренебрежительное, – рассказывала позже певица. – А потом мы перестали получать пенсию за отца, который умер в 1933-м, и мне пришлось искать работу. Я поступила в Ташкентский текстильный институт – там давали место в общежитии, обеспечивали бесплатным питанием, а еще можно было подрабатывать ткачихой.

Поселилась я у дальних родственников. Как-то пела у них во дворе. Вдруг кто-то постучал в калитку. Открываю – смотрю, стоит громадного роста холеный мужчина в чесучовом костюме с перекинутым через руку плащом.

– Кто, – спрашивает, – пел?

Я откинула голову назад – косы подметают землю и… он потерял дар речи! Только и смог вымолвить: «Красавица, хочешь быть актрисой?» «Хочу», – ответила я просто. Он написал адрес и сказал, что завтра к десяти утра ждет меня.

Это, оказывается, был Шаляпин Востока – Кари Якупов, солист Ташкентского оперного театра и одновременно директор филармонии.

В тот же день я выступала на съезде хлопкоробов. Две песни спела, попросили третью – тоже спела. В общем, заканчивала второе отделение концерта, а первое – сама Тамара-ханум (Тамара Артемовна Петросян, народная артистка СССР, танцовщица, певица, балетмейстер).

В 1941-м Роза Багланова должна была ехать поступать по направлению от Ташкентской филармонии в Московскую консерваторию. Но началась война, и она вместе с Государственным женским ансамблем песни и пляски Узбекской ССР, который был организован весной того же года, ушла на фронт. Первый ее фронтовой концерт был под Москвой.

– Я пела в дивизии генерала Панфилова, – рассказывала певица. – До этого ансамбль давал концерты уходящим на фронт солдатам в самой Москве. Это было страшное время. Кругом все затемнено, машины ехали с пригашенными фарами, люди беспокойные, озабоченные. Но самое трудное ждало нас впереди. По фронтовым дорогам нам, артистам, часто приходилось шагать пешком, потому что машины застревали в грязи, а за спинами у нас мешки с концертными костюмами. Выступали часто в казармах, где не было света, а репертуар у нас в те годы был полувоенный, полународный.

Во время войны она пела песни и частушки из репертуара Лидии Руслановой. В том числе и «Самару-городок». Вживую с легендарной певицей Роза встретилась уже после войны в Москве. С ней, с Черкасовым, Чертковым, Бондарчуком, Царевым, Завадским, Марецкой, Рыжовой и Пашенной часто выступала на одной сцене.

Их всех она считала своими великими учителями: «Они научили меня держаться на сцене и завоевывать зрителя. Когда Русланова услышала в моем исполнении «Ах, Самара-городок», то сказала: «Молодец, Багланова!» Никакого чувства ревности с ее стороны не было. Получилось, что она великодушно подарила мне эту песню. Я вообще была в очень хороших отношениях с самыми великими артистами Советского Союза. Они говорили мне: «Умница! Как ты держишься на сцене!» «Так я же, – отвечала, – училась этому у вас».

Песня была ее подарком умирающим солдатам

О том, как она научилась преодолевать страх на войне, лучше, чем некогда сама Роза Тажибаевна, наверное, уже никто не расскажет.

– О-о, страшно было много раз. Однажды на одном из фронтов меня пригласил к себе командующий. «Доченька, – сказал он, – ты можешь взволновать любое, даже самое суровое мужское сердце. Солдаты просят, чтобы ты спела им. Они же по пять – восемь месяцев не выходят из окопов. Уважь их».

Меня повели в окопы по узенькой траншее, вся остальная земля была заминирована. Старшина, мой провожатый, когда подошли к месту назначения, поднял меня на руки и опустил в один из окопов. Ноги утонули по колено в воде, благо сапоги были высокие. Начала петь, но не прошло и 20 минут, как прибежал какой-то офицер: «Сестра, милая, не пойте так громко. Фашисты начали стрельбу. Они думают, что мы с вашей песней идем в атаку».

В этих окопах мне пришлось пробыть до захода солнца, потому что, как мне сказали, противник подготовил для меня лучших своих снайперов. Пока пела, некоторые бойцы плакали, другие протягивали солдатские треугольники, чтобы я отправила их родным… Вечером той же узенькой траншеей вернулась к себе в казарму. О-о-ой, если все рассказывать… Вы представляете, что такое стоять в 800 метрах от передовой? Не представляете! Если наши отступают, то машины соединяют в один тесный ряд, мы забираемся в одну из них, закрываем борта и едем назад. Однажды, когда ехали давать концерт в одной из частей, мы увидели, как с левой стороны наши идут в атаку, с правой – фашистские танки бросают в нас снаряды, сверху, с самолетов, летят бомбы… Спрашиваю у руководителя ансамбля: «Куда мы едем?» «Майор (это наш сопровождающий) знает», – отвечает она. Не прошло и нескольких минут, как нас догнали сразу три мотоциклиста с криками: «Назад! Назад!»

Оказывается, мы переехали линию фронта. Командующий, узнав об этом, не мог удержаться от трехэтажного мата. «Я, – кричал он, – не могу послать своих разведчиков за языком! А как вы умудрились перейти линию фронта?! Теперь, пока противник не будет изгнан с этой территории, будете лежать в подвале».

Но страшнее всего было в Варшаве. Там не было ни одного уцелевшего дома. Мы пели перед тяжелоранеными, которые лежали просто на земле. Плащ-палатку выделили только для операционной. Некоторым из раненых оставалось жить минут 20, другим – часа три. Бомбежка идет без конца, тут бежать бы под укрытие, а они молят: «Сестра, не уходи!» Наш руководитель говорит мне: «Пусть все бегут, а мы с тобой возьмемся за руки и будем стоять до конца». И мы стояли, на наше счастье, все бомбы пролетали мимо. Раненые стонут: «Воды!» Подашь воду, а она у них вытекает обратно с кровью, а потом последний вдох – и человек умирал…

Когда я получала из рук Рокоссовского медаль «За боевые заслуги» (кстати, я единственная певица, которая удостоена этой награды дважды), он сказал мне с восхищением: «Как вы работали в Польше!»

На самом деле, колесим, бывало, на открытых грузовиках по дорогам Польши, пыль стоит столбом, и тут мимо проезжает танковая дивизия. Мы останавливаемся, я залезаю на броню танка, остальные танцуют и подпевают мне внизу.

А еще Рокоссовский в тот памятный день 22 февраля 1945 года шутливо сказал: «Ваня (это его адъютант) знает, кого приглашать. Это же настоящая шамаханская царица». А потом сказал мне: «Это сейчас вы маленькая Розочка, но скоро будете гордостью советского искусства». Он как в воду смотрел. Уже в 49-м на международном фестивале в Будапеште я вместе с Майей Плисецкой, Мстиславом Растроповичем, Игорем Ойстрахом, Зарой Долухановой получила первую премию.

А вот как я получала первую свою бое­вую награду. 30 апреля 1943 года меня и руководителя нашего ансамбля пригласил к себе командующий Первым Украинским фронтом Иван Степанович Конев. «Ну надо же быть такой красивой, – сказал он, вручая мне медаль «За боевые заслуги». – Не согласились бы вы отпразд­новать Первое мая вместе с нами?»

«Отчего же нет? – отвечаю. – Можно».

Сели мы в тот день за стол в три часа дня, чтобы праздновать до 12 часов следующего дня, при этом звонки с вопросами о том, какова обстановка на фронте, генералу шли бесконечно. Генерал, сколько я его ни просила обратить внимание на других, перекидывал мои косы себе за плечо и упрямо танцевал только со мной. Мои шикарные американские туфли после того Первомая, естественно, пропали, – генерал стоптал. А на следующий день наш ансамбль уходил на другой фронт.

Я до сих пор живу двойственными чувствами от войны. С одной стороны, ежечасно видела горе, а с другой – испытывала радость от того, что легкораненые послушают тебя, перевязку сделают и обратно идут в бой. В такие минуты я чувствовала, что мое искусство нужно.

В госпиталях всегда просили: «Пришлите ее к нам, у нее сердце доброе». Как-то уже в мирное время я гастролировала по Крыму. И вдруг выходит на сцену высокая женщина с одной ногой. «Вы знаете, кто такая Багланова? – обратилась она к залу. – Она меня спасла. Я стою перед вами, а могла бы и не стоять. Когда я, раненая, лежала на поле боя, медбрат сказал: «Не будем ее брать. Она тяжелая». А Багланова сказала: «Она еще дышит. У тебя рост под два метра, у меня – всего 150, и ты хочешь бросить ее?! Мы возьмем ее, иначе я пожалуюсь начальнику медсанбата». И медбрат испугался этой маленькой хрупкой девочки». На самом деле, маленькая-то я маленькая, но характер, когда нужно на чем-то настоять, у меня твердый.

Была я на всех фронтах. На одном из них меня вызывает командующий: «Доченька, мы ничего не знаем о планах противника. Поэтому хочу послать за языком пять-шесть человек разведчиков. Возможно, они идут на верную смерть. Спойте для них, доставьте им радость». И я пела. К счастью, все они остались живы, да еще вернулись с языком. Генерал, оказывается, сказал после этого: «Покажите его певице!» Увидев меня, немецкий офицер приподнялся и продолжал смотреть до тех пор, пока я не показала ему язык. Он сначала долго хохотал, а потом стал говорить. Очень ценным, как мне сказали, оказался языком.

В 1945-м Роза Багланова вернулась вместе со своим ансамблем в Узбекистан. В Ташкенте вышла замуж за Героя Советского Союза Садыка Абдужапарова. В 1947-м они переехали в Алма-Ату. И с этого момента в жизни Розы Баглановой началась активная концертная деятельность. И везде, в какую бы точку Советского Союза она ни приехала, ее ждали аншлаги. Особенно популярной Роза Багланова стала после международного фестиваля молодежи и студентов в Будапеште в 1949 году. Семья у нее к тому времени распалась – муж не выдержал ее бесконечных гастролей. Потом в жизни было второе замужество, на этот раз избранником стал юрист, у них родился сын.

– Думала, что у меня никогда не будет ребенка, война ведь с ее сырыми окопами не прошла даром. Утешало лишь предсказание матери. Она, умирая, говорила: «У тебя будет сын, но с мужем ты разойдешься». Ездила лечиться много раз в Карловы Вары. После очередной из поездок появился аппетит, я стала поправляться.

– В один из визитов в больницу, – вспоминала Роза Багланова, – а шел мне в ту пору 47-й год, врач сообщила: «Вы третий месяц как беременны». Дом мой был от клиники через дорогу, а я от радости ушла совсем в другую сторону. Мой Тажен, моя Корона, юрист по профессии, работал в серьезном месте в Астане, потом перевелся Алматы, он же у меня единственный. Пока был в столице, все звонил: «Мама, скучаю, хочу быть рядом с тобой». Снош­ка у меня – замечательная девочка, есть три шикарных внука – Акерке, Тажибай и Маржан. Я счастлива.

На вопрос, насколько оправданны слухи о бесконечных пластических операциях, из-за которых она даже чуть не лишилась зрения, певица ответила, помнится, звонким смехом: «Ха-ха. Вы посмотрите на мое лицо, вы видите какие-нибудь следы от них? Да, с глазами есть проблемы. Я очень плохо вижу. Во время войны осколок попал в глаза, из-за этого пришлось перенести пять операций. Если бы я делала пластические операции, то не могла бы улыбаться так естественно, как это делаю сейчас. А-а, пускай говорят, что хотят».

У Розы-апай был редкий, поистине Золушкин размер обуви – 32-й. Не говоря уже о Союзе – и за границей трудно было найти туфли такого размера. Приходилось шить и на заказ. Однажды в Москве на одном из кремлевских концертов певица случайно познакомилась с дамой, которая дала ей адрес чудо-сапожника, тачавшего туфли для дочери самого Сталина – Светланы.

– В его мастерской первое, что бросилось в глаза, – шикарные замшевые ботиночки, да еще и моего размера! – вспоминала певица. – Они чудо как подходили к моей норковой шубке. Я не скрывала восхищения. А сапожник говорит: «Они сшиты для Светланы Иосифовны. Но для вас сделаю еще лучше». И сделал! Но их увидела Светлана и забрала их, а мне достались ее ботиночки.

А про свой легендарный характер она говорила: «Я не капризная, а требовательная. Я себя слишком уважаю, чтобы позволить себе быть такой. Капризной меня называют недалекие люди».

В ту последнюю нашу с ней встречу ей было без малого 86 лет, но выглядела она как всегда: элегантна и подтянута – ни одного лишнего килограмма. «Я мясо люблю. Оно хорошо для сердца и крови, уважаю овощи, фрукты и молоко, – раскрывала она тогда секреты. – И боже упаси переесть! Мне 86-й год, но разве есть у меня лишние килограммы?»

Ее, красивую, талантливую, изысканно одетую – как на сцене, так и в жизни, всегда окружал сонм поклонников.

– Но я была верной своим мужьям, им я изменяла только со сценой. Каждый выход на нее для меня был как первое свидание...

Такой она осталась в памяти тех, кто ее любил

Ее любимая невестка Марал Багланова была рядом с Розой Тажибаевной до последней минуты:

– Когда в 2001 году я пришла в ее теплый приветливый дом, мне не казалось, что попала в чужую семью. Перед этим она забирала меня по нашим казахским обычаям из родительского дома. Я из простой семьи, мои родители живут в селе Мерке Жамбылской области. Акимат района, узнав, что к нам едет сама Роза Багланова, кинулся готовиться – в гостинице был сделан евроремонт. А мама, я имею в виду Розу Тажибаевну, наотрез отказалась останавливаться там. Она сказала, что будет ночевать в доме моих родителей.

С того дня я относилась к ней так же, как и к родной матери, она же вела себя так, словно сама меня родила. Всему меня научила – готовить, встречать гостей, обихаживать мужа… Называла меня ласково бозторгай – жаворонок. После рождения внука Тажибая и внучки Маржан мама вся светилась от счастья, и у нее как будто сил прибавилось.

Мы берегли ее как могли. 1 января 2011-го ей исполнилось 89, а с весны мы собирались активно начать готовиться к 90-летию: снять документальный фильм, организовать концерт с ее участием. Не получилось…

Народная артистка СССР, профессор Роза ДЖАМАНОВА:

– Ее уход – невосполнимая утрата. У каждого из нас есть свое место на сцене, но Розу заменить трудно. У нас с ней разные профили, но я считаю, что казахское искусство в ее лице потеряло большого Мастера.

Зритель ее очень любил. Помню, как Ирина Архипова рассказывала о ее концерте в Москве. К Большому театру пришлось вызвать конную милицию, чтобы остановить поток желающих услышать чудный голос казахской певицы. И потом, она была просто добрым человеком. Мы с ней не дружили домами, сталкивались разве что на правительственных концертах, но она относилась ко мне как-то по-особому.

Когда я дебютировала в опере «Ерторгын» с партией Акжунус, даже не знала, что в зале сидит Роза. На второй день звонят в мою дверь. Открываю – стоит мужчина с цветами. «Это вам от Розы Баглановой». Такое забыть трудно.

Жексембек ЕРКИМБЕКОВ, министр культуры Казахской ССР (1976–1987 гг.):

– Я знал ее на протяжении полувека. Что могу сказать? Роза – явление эпохальное для казахского эстрадного искусства. Вряд ли появится еще одна певица такого плана. Обладая чистейшим, как колокольчик, голосом, она любила, чтобы произведение исполнялось без искажений, с сохранением логических линий авторского замысла.

Еще один секрет ее феномена: кроме умелого отбора песен для своей исполнительской манеры, у нее была великолепная дикция. Обычно певцы обращают много внимания на голосоведение, а на слова – мало. В исполнении Розы каждое слово доходило до слушателя.

Она прославилась на весь бывший Союз русской песней «Ах, Самара-городок». Более интересного исполнителя я не слышал. Поражали ее языковой талант – она пела на многих языках Азии и Европы. Будучи заместителем министра культуры, я ездил как-то в Швецию и Финляндию в составе большой делегации артистов из Казахстана. За 40 дней, что были там, Роза Багланова запела на шведском и финском. Зрители, пришедшие на концерт, принимали нашу певицу стоя.

Говорят, что она была капризная? Ведь она была самой настоящей звездой, но я не заметил за сорок дней, что был рядом с ней, никаких капризов. На гастролях обычно ярко проявляются характер и суть человека, а Роза Тажибаевна в те дни была образцом пунктуальности и организованности.

Юрий АРАВИН, музыковед, заслуженный деятель искусств РК:

– Роза Тажибаевна прожила удивительно большую и чрезвычайно наполненную жизнь. Она не имела профессионального музыкального образования, но достигла в песенном искусстве высочайшего профессионализма. Ее исполнительское мастерство зарождалось в атмосфере высокого патриотизма военных лет. И, может быть, сценические площадки фронта, эмоциональная напряженность сподвигли ее на развитие изумительных качеств душевности в донесении песенных образов. Хочу сказать, что это была певица удивительной лирической проникновенности, традиций народного «легкожанрового», но не легковесного репертуара.

Обладая великолепным даром авторского искусства и не пафосной, а мягкой материнской нежностью, она умела завладеть сердцами самой широкой аудитории.

Мне довелось неоднократно работать с ней в жюри различных конкурсов певцов – исполнителей народных песен. В частности, в традиционных конкурсах имени Майры Шамсутдиновой в ЖенПИ. Надо было видеть, с каким восторгом, восхищением и поклонением перед ее талантом весь зал вставал, когда она поднималась на сцену…

Галия ШИМЫРБАЕВА

Церемония прощания с певицей состоится 10 февраля в 10 часов утра в здании ГАТОБ имени Абая.