Маховик преобразований в аграрном секторе набирает обороты - глава МСХ РК прояснил ряд вопросов развития АПК

В связи с этим, мы решили взять интервью у недавно переназначенного главы аграрного ведомства и прояснить ряд вопросов развития АПК, которые стали причиной горячих заявлений и споров в стенах Мажилиса.

– Асылжан Сарыбаевич, начнем, пожалуй, с самого громкого заявления, сделанного одним из депутатов. По его словам, в течение последних двух лет Министерство сельского хозяйства превратилось в «кормушку для коррумпированных чиновников», стало «министерством тотальной коррупции». Народный избранник обосновал свое заявление статистикой: за 2011 год осуждены 35 работников министерства, по «КазАгро» возбуждено 45 уголовных дел.

– Конечно, проблема коррупции есть. Соответствующую работу мы проделываем и меры принимаем. В то же время нужно отметить, что указание количества правонарушений без учета общей численности работников не совсем корректно. Если же учитывать количество работников министерства и подведомственных организаций, то в относительных показателях (в процентном соотношении) работники Минсельхоза привлекаются к ответственности не чаще, чем во многих других госорганах, в том числе, где отсутствуют контрольно-инспекционные функции.

Более того, за последние полтора года многие наши показатели по борьбе с коррупцией улучшились. Так, если в 2011 году были осуждены 35 работников, то за почти истекшие три квартала этого года – 13 человек.

В данном направлении ведется целенаправленная работа. Свою задачу мы видим в снижении коррупциогенных факторов, чтобы у законопослушных граждан и хозяйств не возникало необходимости вообще решать какие-то вопросы путем взяток, а у госработников не было возможности совершать такие правонарушения.

Поэтому в первую очередь мы начали с совершенствования разрешительных процедур. С прошлого года нами была организована работа по утверждению стандартов госуслуг, на текущий момент мы утвердили уже 48 из 54. Что представляют собой стандарты? Если раньше человек сдавал какие-нибудь документы и его начинали, грубо говоря, «футболить», то сейчас он уже знает, когда и в какой срок его заявление должны обработать и дать ему соответствующий ответ или оказать услугу. Это дисциплинирует государственного служащего и четко регламентирует его деятельность, сокращает его «самодеятельность».

Кроме того, начата работа по устранению барьеров для бизнеса. Первые шаги в этом направлении уже сделаны. Например, с осени 2011 года отменена экспертиза зерна в РГП «Фитосанитария» при выдаче карантинных и экспортных сертификатов на зерно. Раньше, чтобы получить сертификат, предпринимателю нужно было предъявить зерновому инспектору результаты экспертизы из этой организации, офисы которой есть не в каждом районе, и порой нужно было ехать за сотни километров, чтобы его получить. Естественно, что у владельца зерна появлялся соблазн или потребность ускорить этот процесс. Причем требование это предъявлялось, несмотря на то, что экспертизу могли проводить и сами инспектора, но в помощь им были приставлены лаборатории РГП, услуги которых дорого обходились предпринимателям. Теперь же экспертизу проводят сами инспектора, для этого мы обеспечили их необходимым инструментарием. Это облегчение уже почувствовали на себе все производители зерна. Если раньше на получение сертификатов могло уйти до недели, то сейчас это можно сделать в течение дня. Это существенно, особенно с учетом того, что в период отгрузки товара нужно платить за каждый день простоя вагонов, неустойку по контрактам и т. д.

Другой пример – отмена лицензирования экспорта зерна с февраля текущего года. Если раньше отдельные производители попросту не имели возможности заключать прямые контракты по поставке зерна в другие страны и были вынуждены либо проходить долгие процедуры по получению лицензии, либо сдавать зерно трейдерам, то сейчас такой проблемы нет. Не меньшая работа проводится в холдинге «КазАгро». Относительно 45 уголовных дел могу пояснить, что это уголовные дела в отношении недобросовестных заемщиков, которые не возвращают кредиты, при этом выданные в основном до 2009 года. Более того, данные дела во многом были инициированы самими компаниями «КазАгро» в целях возврата государственных средств.

– Сильная критика в стенах парламента звучала и по поводу работы финансовых институтов «Каз-Агро». Ухудшение финансового положения холдинга депутаты связали с вашим руководством. Как вы оцениваете деятельность холдинга, которым сами руководили более двух лет?

– Последний раз «КазАгро» критиковали за якобы 300 млрд. тенге проблемных кредитов, которые составляют 12% от ссудного портфеля холдинга. Если исходить из этих цифр, то получается, весь ссудный портфель должен тогда составлять порядка 2,5 трлн. тенге.

На самом деле весь ссудный портфель дочерних компаний «КазАгро» составляет 235 млрд. тенге. Эта информация, кстати, есть на сайте холдинга (http://www.kazagro.kz/ru/deyatelnost/kredit-deyat/922 – Ред.).

При этом объем безнадежных и сомнительных кредитов составляет 101 млрд. тенге, или 43% от ссудного портфеля. Следует отметить, что показатели по качеству ссудного портфеля «КазАгро» лучше, чем у банков второго уровня, в которых доля безнадежных и сомнительных кредитов

порядка 53%. Хочу отметить, что показатели по проблемным кредитам во время моей работы в холдинге начали расти только потому, что такие кредиты попросту начали правильно отражаться в отчетности. Например, кредиты, которые не возвращаются в срок, должны автоматически классифицироваться как проблемные. Проблемные кредиты требуют начисления провизий (резервов), что уменьшает прибыльность компании. Поэтому вместо того, чтобы такие кредиты перевести в разряд сомнительных или безнадежных, по ним просто продлевали срок возврата. И таких примеров много. В итоге количество и сумма таких, казалось бы, нормальных, но на самом деле проблемных кредитов, накапливались годами. Опять-таки замечу, что львиная доля из этих проблемных кредитов те, что были выданы до 2009 года. Руководством холдинга и дочерних компаний принимаются все необходимые меры по возврату этой задолженности, в том числе с инициированием уголовного преследования как лиц, которые получили эти кредиты незаконным путем, так и бывших работников компаний «КазАгро».В 2009 году в холдинге провели работу по реальной оценке качества ссудного портфеля, начали начислять по ним провизии. Только по Аграрной кредитной корпорации было доначислено провизий порядка 20 млрд. тенге, что, само собой, резко увеличило долю проблемных кредитов.

По новым кредитам таких проблем нет, по крайней мере в таких масштабах. Здесь мы не изобретали велосипед, а попросту внедрили, как и положено в финансовых институтах, обычную банковскую практику. Привлекли для этого высококлассных специалистов с опытом банковской работы, была создана система управления рисками, служба по мониторингу кредитного портфеля, налажен проектный анализ.

– А как же тогда прозвучавшие данные о том, что по балансу в 2010–2011 годы холдингом получены непокрытые убытки?

– В балансе организации отражается нераспределенная прибыль (непокрытый убыток) с начала деятельности организации, причем с нарастающим итогом. Но это никак не финансовый результат (прибыль или убыток) соответствующего года. В балансе этого не увидать.

На самом деле в 2010-м и 2011 году группой холдинга получен чистый доход в общей сумме 8,1 млрд. тенге, то есть более 4 млрд. тенге ежегодно. Для этого надо смотреть отчет о прибылях и убытках, который является приложением к тому же балансу.

– Был вопрос о том, что Союз фермеров обратился с просьбой об объявлении чрезвычайной ситуации из-за засухи, а вы отказываете им в помощи.

– Нами подана заявка на выделение из резерва правительства 1,8 млрд. тенге для помощи товаропроизводителям, пострадавшим от засухи, в виде субсидий на закуп кормов и т. д. И для этого не требуется объявления ЧС. Однако здесь следует отметить: проблемы возникли, по сути, у самого Союза фермеров, являющегося учредителем одного из обществ взаимного страхования. Эта страховая организация переоценила свои возможности. Застраховав более 1,5 млн. гектаров со средним тарифом 37 тенге страховых премий за гектар (что значительно ниже необходимой суммы), общество имеет в своих активах соответственно около 60 млн. тенге, а страховых случаев наступило на сумму порядка 300 млн. тенге.

Естественно, что в связи с острейшей засухой крестьяне будут предъявлять требования к страховым организациям. Поэтому, прикрываясь интересами фермеров, выдвигаются такие инициативы, по которым государство должно взять на себя повышенное бремя по возмещению ущерба от засухи и таким образом решить частные проблемы подобных страховых организаций. Иначе им грозит банкротство. Но возлагать все риски на плечи государства неправильно. Действующим законом предусмотрено, что за счет бюджета страховым организациям возмещается лишь половина произведенных при гибели посевов выплат, – и МСХ готово выплатить эту сумму. Однако здесь есть системная проблема.

 Действующая система обязательного страхования в растениеводстве не справляется с задачей. Законом фермерам дана возможность страхования своих рисков в растениеводстве наряду со страховыми компаниями (которые контролируются Нацбанком) в небольших обществах взаимного страхования. Размеры и условия функционирования таких обществ (пруденциальные нормативы и лимиты) никем не регламентированы. При этом созданы они во многих случаях в пределах одного района или области. В случае наступления засухи это грозит высоким уровнем рисков.

Такие общества в борьбе за клиентов снижают размеры страховых взносов до уровня, который не позволяет отвечать им по своим обязательствам. В благополучные годы они не создают резервы по будущим возможным рискам. В свою очередь их низкие взносы не дают возможность работать на этом рынке лицензированным страховым компаниям. Все это приводит к таким последствиям, которые мы наблюдали в 2010-м и нынешнем году: сумма страховых выплат либо не покрывает понесенные затраты фермеров, либо они совсем не выплачиваются.

Поэтому сейчас мы срочно разрабатываем законопроект, которым предполагается укрупнить общества взаимного страхования либо вообще оставить возможность страховаться только в лицензированных страховых компаниях, увеличив размеры страховых сумм с тем, чтобы размер выплат мог компенсировать произведенные затраты товаропроизводителей. Возможно, какую-то часть оплаты страховых премий придется субсидировать из бюджета, но это лучше, чем оставлять фермеров наедине с несостоятельными страховщиками или в итоге перекладывать все риски на государство.

– Некоторые мажилисмены выражали сомнение, что МСХ сможет выполнить программу по экспорту мяса крупного рогатого скота, а он к 2016 году должен составить 60 тысяч тонн. Поводом для упреков послужили данные по снижению экспорта мяса и сокращение поголовья в 2011 году.

– Видите ли, когда мы вошли в Таможенный союз, у нас перестали декларироваться грузы, отправляемые в Россию и Беларусь, поэтому органы статистики не видят полной картины по экспорту мяса в эти страны. По нашим же данным, только три хозяйства за этот год (а ведь он еще не закончился) экспортировали порядка трех тысяч тонн мяса. Поэтому не совсем правильно говорить о том, что мы уже ничего не экспортируем, и тем более о том, что животноводство приходит в упадок.

Что касается текущего экспорта мяса, то нам нужно только наладить администрирование, чтобы видеть реальные объемы, поставляемые на российский рынок.

Относительно реализации мясной программы, стартовавшей в прошлом году, хочу остановиться чуть подробнее. В отличие от растениеводства тут нельзя весной посеять, а осенью уже пожинать плоды. Разведение животных – очень инерционный биологический процесс. Если крестьянин купит корову, то приплод он получит не раньше, чем через девять месяцев. А чтобы довести это животное до товарного состояния, чтобы можно было его забить и продать мясо, потребуется еще как минимум полтора года. Поэтому первые ощутимые результаты работы этой программы в целом по стране мы сможем увидеть только через 2,5–3 года после начала ее реализации.

Тем не менее уже сегодня ясно, что благодаря работе этой программы резко повысился спрос на поголовье КРС. Если раньше, к примеру, взрослую корову можно было купить за 100–120 тысяч тенге, то сейчас такая корова стоит порядка 200 тысяч тенге.

В какой-то степени это, конечно, «подогрело» внутренние цены на мясо, и, естественно, они тоже выросли. Но высокие цены и спрос рождают новое предложение, которое в свою очередь по классическим законам рыночной экономики окажет свое влияние на снижение рыночных цен.

Кроме того, племенные быки, которые шли на мясо, начали пользоваться спросом в воспроизводственных целях, что улучшит генетику товарного стада. Начата программа обводнения пастбищ. Впервые с этого года все фермеры нашей страны стали получать субсидии на содержание каждой маточной головы. При этом такие субсидии легко администрировать и контролировать. Все это нацелено на увеличение и улучшение поголовья, повышение эффективности ведения бизнеса в животноводстве.

Должен сказать, что в программе достаточно активно участвует бизнес-сообщество. Те прогнозы по покупке сельхозтоваропроизводителями маточного поголовья, которые мы составляли на 2011 год, уже перевыполнены, не меньший темп и в этом году. Все это позволит нам выйти на запланированные программой показатели.

Относительно снижения поголовья крупного рогатого скота хочу заметить, что это уменьшение произошло в результате проведенной идентификации. Впервые за много лет мы поголовно пробирковали весь крупный рогатый скот в стране и выявили большие несоответствия. Того количества скота, которое проходило по статистическим данным, на самом деле не оказалось. С введением идентификации никто уже не сможет, как раньше, делать приписки, чтобы улучшать свои показатели. Подтверждением этому является то, что снижение произошло только в личных подсобных хозяйствах. В организованных же формированиях и фермерских хозяйствах, напротив, наблюдается устойчивый рост поголовья КРС.

Такая же работа проводится теперь по идентификации других видов сельскохозяйственных животных.

– А как вы прокомментируете обвинение в «увлечении министерством мегапроектами»? Прозвучало, что сегодня часто строятся откормплощадки на 3–5 тысяч голов, хотя в ряде развитых стран они чаще всего рассчитаны на 50–100 голов…

– Такого требования, чтобы на площадке было три, четыре и более тысяч голов скота министерство не выставляет. Предприниматели исходя из своих возможностей сами выбирают размеры и технологию своего бизнес-проекта. Отчасти, возможно, эти упреки связаны с тем, что если раньше эти субсидии могли получать откормхозяйства, которые содержали 50–100 голов, то нынче они доступны хозяйствам мощностью 400 и более голов. Должен сказать, что эти требования и дальше будут постепенно повышаться, это делается с целью снижения удельного веса административных расходов, иначе производство будет нерентабельным.

Вообще, на мой взгляд, тут возникла определенная путаница в тех или иных структурных элементах технологии мясного скотоводства. Часто откормплощадки отождествляют с хозяйствами, где содержится и воспроизводится товарный скот. На самом деле это совсем разный бизнес, разные технологии. В целом мы должны стремиться к той структуре в скотоводстве, которая сформировалась в таких странах, как США, Канада и Австралия. Это страны, которые добились высоких результатов в мясном скотоводстве и с которыми у нас примерно схожие природные условия. У них давно сложилась оптимальная структура, в которой осуществляют деятельность и крупные откормплощадки, и мелкие фермеры. И они друг с другом не конкурируют, а, наоборот, сотрудничают.

В этих странах маточное поголовье сконцентрировано в мелких фермерских хозяйствах (50–80 голов). Для создания и развития таких хозяйств у нас действует программа «Сыбага» с льготными условиями, которые вполне приемлемы для фермеров. Как уже было сказано, с этого года начата программа по субсидированию расходов на содержание маточного поголовья. По этой программе нет никаких ограничений – эти субсидии могут получать и самые мелкие хозяйства.

Фермерские хозяйства, где содержится маточное поголовье, получают приплод ранней весной и сдают его осенью, после летнего пастбищного выпаса крупным откормплощадкам, у которых есть оборотные средства для выкупа и откорма скота круглый год. Их мощность в вышеуказанных странах достигает 20–30 тысяч голов. В итоге фермеру не нужно нести значительные расходы по зимнему содержанию молодняка и на зиму у него остается только оптимальное количество маточного поголовья.

– Сегодня ахиллесовой пятой животноводства являются возникающие время от времени вспышки самых различных заболеваний скота – бруцеллеза, ящура, лейкоза. Как планируете приводить в порядок систему ветеринарии?

– По поручению главы государства в 2011 году была усилена ветеринарная служба. В результате создан отдельный комитет министерства, имеющий серьезные полномочия и, соответственно, большую ответственность. В прошлом году впервые при МСХ создан научно-технический совет по ветеринарии, на котором обсуждаются как стратегические вопросы, так и вопросы тактики в сфере развития ветеринарной службы и совершенствования ветеринарных мероприятий. В его состав включены ведущие ученые и практики, работники профильных ведомств и предприятий. Обсуждение на заседаниях совета позволяет вырабатывать рекомендации по наиболее важным вопросам, которые не должны решаться кулуарно.

Также мы отказались от использования в сельских округах частных врачей-лицензиатов. Поясню более подробно. В 2006 году акиматы были лишены права создавать ветеринарные организации. Вместо этого профилактику и лечение практически по всем видам заболеваний животных отдали на откуп частным врачам-лицензиатам.

Однако фактически они были заняты только в рамках государственного заказа по особо опасным болезням. Все остальные работы (дезинфекция, дератизация, обследования и др.) по идеологии этой реформы должны были выполнять частные ветеринары за счет собственников скота. Поскольку поголовье преимущественно сосредоточено в личных подсобных хозяйствах, которые не в состоянии оплачивать услуги частных ветеринарных врачей, бизнес не смог осуществлять возложенные на него функции. Открывать за счет частных средств ветеринарные клиники и аптеки на селе попросту было невыгодно, так как содержание клиники и подворная работа влекут значительные расходы. В результате ветеринарные мероприятия попросту перестали проводиться. Аул вообще остался без ветврача. Образовался опасный вакуум. Поэтому от этой практики нам нужно было отказаться. Но решить – это еще не значит сразу сделать. Для того чтобы внедрить столь коренные изменения, нужно было менять законодательные акты. Летом прошлого года был разработан соответствующий законопроект, который практически через полгода принял парламент. После этого в течение двух-трех месяцев была организована работа по созданию акиматами таких организаций.

С появлением соответствующей нормы в законодательстве появилась возможность планировать необходимые средства в бюджет. Поскольку закон был принят в 2012 году, эти расходы включены в бюджет 2013 года. Таким образом, по сути, восстановлена государственная система ветеринарии. В нынешних условиях другой альтернативы нет.

Должен отметить, что мы предусмотрели четкую систему разграничения функций: находящееся в ведении местного акимата предприятие будет осуществлять непосредственно ветработы, а Комитет ветеринарии Минсельхоза – контроль.

В плане совершенствования ветеринарных мероприятий планируется применение современных методов математического моделирования в вопросах диагностики и вакцинации животных, что позволит нам не тратить ежегодно баснословные суммы на поголовный охват животных. Стопроцентный охват целесообразен только в неблагополучных зонах, в остальных же достаточно проведения выборочного анализа.

Среди значительных нововведений, которые почувствовали многие сельхозтоваропроизводители, – отмена запрета на вакцинацию крупного рогатого скота против бруцеллеза. Кроме того, улучшить ситуацию должны внедрение GMP-, GLP-стандартов в вопросах производства ветеринарных препаратов, внедрение информационных технологий для контроля за перемещением животных и продукции животноводства. В решении указанных вопросов серьезную поддержку оказывают международные эксперты, которые констатируют у нас положительные сдвиги в сфере ветеринарии в последнее время.

– Несмотря на это, ситуация в стране по заболеваемости скота не улучшается. Чем вы это объясните?

– Да, в настоящее время болезни животных превратились в большую проблему для сельчан. Что касается ящура, есть большое влияние, связанное с неблагополучной ситуацией в сопредельных странах – Китае и Кыргызстане. Не случайно вспышки этого заболевания происходят чаще всего вблизи границ и трасс международного и республиканского значения, по которым транзитом проходит больной скот. По этой причине усилий одного только Минсельхоза в данном вопросе недостаточно. Здесь должны активно действовать и другие ведомства, включая Погранслужбу и правоохранительные органы.

В рамках проекта технической помощи Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН и в сотрудничестве с Международным эпизоотическим бюро (МЭБ) нами разрабатывается стратегия контроля ящура для центральноазиатских стран. С прошлого года проводится мониторинг наличия антител к неструктурным белкам вируса ящура. Со следующего года будет изменена тактика вакцинации с учетом анализа данных мониторинга и зонирования территории. Будут впервые применяться высокопотенциальные очищенные вакцины на основе эпизоотического штамма, циркулирующего в нашем регионе. В ближайшее время планируется открытие координационного центра МЭБ, что позволит использовать его Банк вакцин для эффективной вакцинации сельскохозяйственных животных соседних стран. Также будет подана заявка в МЭБ на получение статуса зон, свободных от ящура внутри Казахстана.

Касательно ситуации с бруцеллезом, по мнению многих экспертов, Казахстан находится сейчас на грани эпидемии. Во многом причиной этому были неправильная профилактика и диагностика этого заболевания в последние годы. К примеру, с 2007 года в республике начато внедрение имунноферментного анализа диагностики бруцеллеза, которая в наших условиях имеет больше минусов, чем плюсов. В связи с этим, а также якобы в связи с вступлением в ВТО была отменена вакцинация КРС, чего категорически нельзя было делать в условиях нашей страны (по крайней мере на этом этапе). Сегодня все это исправлено.

Также на рост статистики по обнаружению и убою больных животных оказывает влияние тот факт, что с текущего года в случае изъятия животных компенсацию начали выплачивать по рыночной цене. Раньше крестьянин получал не более половины от реальной стоимости скота. Пришлось на это пойти. Низкие размеры компенсации приводили к тому, что владельцы прятали больной скот, пытались его забить и продать зараженное мясо. В итоге это усугубляло эпизоотическую обстановку.

– Государство сегодня выделяет немало средств на сельское хозяйство. В Мажилисе прозвучало сомнение: оправданы ли эти расходы? Успевают ли их осваивать? Насколько эффективно они осваиваются?

– Поясню на цифрах. Если в 2010 году по МСХ было не освоено порядка 3 млрд. тенге, то в 2011-м сумма неосвоенных средств уменьшилась до 1,5 млрд. Однако тут не надо забывать: есть случаи, когда гонка за освоением средств может иметь и негативные последствия. Например, мы недавно провели анализ по строящимся ветлабораториям. Выяснилось, что в ряде случаев расположение лабораторий, запланированных ранее, было выбрано не совсем правильно: иногда они строились там, где уже были здания лабораторий. Я думаю, что финансировать такое строительство – более значительный вред для бюджета, чем неосвоение средств на их возведение.

Так что в этом году мы в целях разумного расходования бюджетных средств откажемся от строительства районных ветлабораторий в тех местах, где уже есть нормальные приспособленные здания. В отчетах это, возможно, будет выглядеть как неосвоение порядка 2 млрд. тенге, но на самом деле это просто более прагматичный и рачительный подход.

– Депутаты пристально следят за работой «Акбидай терминала» в морском порту Актау, который нередко подвергается критике в отдельных СМИ. Поясните, что там не так?

– Речь шла о том, что перевалку зерна в порту в 2011 году осуществило всего три-четыре компании. На самом деле это не так – перевалку осуществляло более двух десятков компаний. Проведенные правоохранительными органами проверки деятельности АО «Акбидай терминал» нарушений в части навязывания каких-то коррупционных схем (как было заявлено) не выявили.

Более того, могу озвучить следующие данные. Если в 2006–2007 годах через этот терминал переваливалось примерно 130–180 тысяч тонн зерна в год, то с 2009 года объемы перевалки значительно увеличены. В 2009 и 2010 годах было отгружено 557 и 403 тысяч тонн соответственно, за истекший период текущего года – уже 425 тысяч тонн. И это несмотря на введенные в 2010–2011 годах Ираном таможенные пошлины на импорт зерна.

Цифры говорят сами за себя. Работа терминала налажена. Это оказывает большую поддержку в экспорте нашей основной продукции сельского хозяйства.

– Достаточно часто звучит критика по поводу того, что у нас не хватает емкостей для хранения зерна…

– Отдельное спасибо за этот вопрос. Он мне позволит затронуть концептуальные вопросы взаимоотношений государства с бизнесом.

Итак, что представляет собой зернохранилище? По своей сути это склад для товара. На мой взгляд, государство не должно само строить то, что является составной частью ведения частного бизнеса. Государство – неэффективный собственник в данном случае. Во взаимоотношениях с бизнес-средой функция государства должна заключаться в создании условий для развития бизнеса. Прошли уже те времена, когда министр сельского хозяйства звонил из своего кабинета и давал команду начинать посевную или уборочную кампанию. Как, извините, это возможно, если у нас на дворе рыночная экономика? Да любой частник сам знает, когда ему начинать сеять или убирать. Прямое влияние на частный бизнес министерство не должно оказывать.

Для функционирования и развития бизнеса государство должно обеспечить доступность финансирования, ветеринарную и фитосанитарную безопасность, развитие науки, развитие инфраструктуры (порты, дороги, вагоны, таможенные посты, лаборатории), информационно-маркетинговую поддержку, обучение и консультации. Решение этих вопросов во многом запланировано в рамках проекта отраслевой программы развития АПК до 2020 года.

Остальные вопросы должен решать сам бизнес. Как и что производить, как и где хранить, куда и по какой цене продавать.

– Видно, что сделано немало. Но почему тогда ваши ответы не были услышаны обществом так, как были услышаны отдельные заявления депутатов, которые затем достаточно хорошо цитировались? Ведь то, что сейчас вы рассказали, показывает те же самые вещи совсем по-другому. Почему вы об этом не говорили в стенах парламента?

– Видите ли, в соответствии с регламентом проведения «правительственного часа» сначала представляется доклад, после которого полтора часа отводится на вопросы депутатов и ответы. После вопросов-ответов еще полтора часа времени отводится для выступлений мажилисменов, на которые уже (по регламенту) ответы не предусмотрены. Так вот, многие проблемные моменты, поднятые в выступлениях депутатов, были уже озвучены в моих ответах на их вопросы. Почему мои ответы не опубликовали? Ну, наверное, газетной площади и эфирного времени не хватило (смеется).

А вообще, я благодарен депутатам за острые вопросы и проблемы, которые были подняты. Это свидетельствует о большом интересе к сельскому хозяйству в обществе. Это хорошо.

– Между тем работу Минсельхоза критикуют не только в стенах парламента. По числу упоминаний в средствах массовой информации ваше министерство в первых рядах. И довольно часто это происходит в негативном свете. Откуда такое внимание?

– Ну это можно объяснить тем, что сельское хозяйство – вторая после футбола по популярности тема. Соответственно, и «специалистов» в этой теме предостаточно.

Если же серьезно, то хочу сказать следующее. За 20 лет нашей независимости благодаря стратегически выверенной аграрной политике главы государства сельское хозяйство сделало огромный рывок в своем развитии. Была осуществлена, по сути, технологическая революция. Оборудование и технику, на которых сейчас работают наши фермеры, никак нельзя сравнить с тем, что было раньше.

Были осуществлены большие структурные и концептуальные изменения в агропромышленном комплексе. Появилась частная собственность на землю, рыночные механизмы полностью пронизывают работу фермеров и всех субъектов АПК. Мы ушли от административных рычагов влияния на аграрный бизнес, государство перестало вмешиваться в вопросы ценообразования на продукцию сельского хозяйства.

В результате повысилась эффективность отрасли. Сельское хозяйство превратилось в полноправный сектор экономики страны. Оно перестало быть черной дырой, в которой бесследно и безвозвратно исчезали огромные суммы директивных кредитов и бюджетных вливаний. Уже нет необходимости устраивать авралы и «битвы за урожай».

Сегодня агропромышленный комплекс находится на очередном важном этапе своего развития. Если до сих пор были решены основные, важные вопросы развития отрасли, то теперь, образно говоря, предстоит начать тонкую регулировку выстроенного механизма. И для нового качественного рывка аграрного сектора придется что-то отремонтировать, что-то отладить, а что-то придется и заменить в этом построенном механизме. И здесь, конечно, не все воспринимается на ура, так как эти изменения в какой-то мере затрагивают устоявшиеся порядки и задевают сложившиеся интересы. Например, в текущем году закупка ветеринарных препаратов, а также препаратов для защиты и карантина растений показала значительное снижение тендерных цен, в том числе по отдельным позициям до 30–50%, представляете? Конечно, тут сразу же возникает масса вопросов. И аналогичных примеров множество. Понятно, что такие интересы будут защищаться, причем не всегда по установленным правилам. Как относимся к этому? Просто работаем, поскольку перед нами стоят важные задачи, поставленные президентом страны, по дальнейшему поступательному развитию сельского хозяйства.

Автор - Михаил ДВОРЯНЧИКОВ, Астана