Лесам нужны санитары

Новое на смену старому

«Караван» не раз писал о проблемах леса Восточного Казахстана. В свое время из-за беспрецедентного браконьерства в семипалатинском сосновом бору правительство пошло на крайнюю меру – объявило 10-летний мораторий на промышленную рубку хвойных пород и их экспорт. «Автоматом» под запрет попали и таежные массивы Казахстанского Алтая.

Месяц назад нам выпал шанс увидеть с борта вертолета отдаленные лесничества Риддерского, Зыряновского и Глубоковского районов. Тайга – как на ладони. Светлая, темная, вдоль рек, на склонах гор, с березняками, сплошным пихтовым массивом…

– Видите Становую Убу? – показал нам в иллюминатор ленту горной реки опытнейший риддерский лесник Николай Клиновицкий. – Два года назад там была вырубка, сейчас весь покров восстановлен, все усеяно березой и осиной. Вот речка Журавлиха. В войну леспромхоз заготавливал здесь хвойные породы, сейчас везде восстановился пихтач. Вот участок, где 35–40 лет назад были интенсивные заготовки, – теперь березняк, а под ним молодой пихтач. Полностью заросли урочища Карагужиха, Кондрашиха, Сакмариха, Пахотная, хотя здесь шла сплошная рубка. Вот гарь 35-летней давности – все затянуто березняком, а под березой – хвоя. Наш пихтовый лес обновляется только через смену пород, другого способа нет.

Сгноить или срубить?

Полный цикл восстановления хвойного леса – 40 лет. Процесс такой: сначала убирают перестойную пихту, потом за 2–3 года лесосеку самосевом закрывают лиственные породы. А через 40 лет из-под полога берез выходит молодая здоровая пихта. Через три-четыре десятка лет пихтач достигнет возраста спелости, и «урожай» можно убирать. Цикл замкнулся.

– Еще корифей лесоводческой науки Григорий Морозов сказал, что лес не может существовать без омоложения, – заметил Николай Клиновицкий. – А единственный способ омоложения – рубка. Это азбучная истина для лесоводов во всем мире.

Сам вид перепаханной тракторами лесосеки, как правило, непригляден и тревожен, первая реакция любого обывателя: «лес уничтожают», «природу губят»…

– Лесная отрасль всегда была компромиссом между экономикой и экологией, – высказал свое мнение Владимир Резанов. – Каждый заготовитель знал: спелый лес надо срубить, древесину отдать государству. За неосвоенную лесосеку с перестойным лесом строго наказывали, считалось, что от этого проигрывает как экономика, так и природа. Чем лес старее, тем больше больных, гнилых, зараженных деревьев. Они заражают соседний молодняк. А сейчас из-за моратория все встало с ног на голову. Государство, по сути, перечеркнуло общепринятые мировые нормы лесопользования!

Все боятся человека с топором

В этом году специалисты Семипалатинской зональной лесосеменной станции обследовали таежные уголки Казахстанского Алтая. Картина сверхтревожная! Даже в кварталах, где после леспромхозовских заготовок поднялся молодняк, зараженность – 30 процентов. Там, где рубок не было, зараженность – 85–90 процентов! В риддерской тайге, по словам лесных докторов, пихтач сплошь в лишайнике!

– В Черемшанке осмотрели пихту после пожара, – рассказали лесопатологи. – Крона зеленая, внешне могучий ствол, а внутри все сгнило, огонь пролетел по дереву, как по трубе. По всей тайге как никогда – покраснение хвои. Это первый признак масштабных грибковых поражений. Единственный способ лечения такого леса – сплошные рубки.

По подсчетам областной ассоциации лесной промышленности, потенциальные потери региона из-за парализованного лесопользования – 50 миллиардов тенге в год! Еще 3 миллиарда – потери, вызванные снижением прироста древесины в старых и перестойных насаждениях.

– В обществе создалось негативное мнение о человеке с топором, – заключил Владимир Резанов. – На поводу пошли и правительство, и парламентарии. И при этом никто до сих пор честно не сказал, почему в Казахстане лес стареет, болеет, умирает.

Автор: Галина ВОЛОГОДСКАЯ, Восточно-Казахстанская область