Ерлан Карин: В борьбе с экстремизмом нельзя допускать нагнетания ситуации

Хотя мы и говорим о новых технологиях, о цифровом телевидении, о росте количества СМИ и интернет-пользователей, но люди, общество и в целом вся страна все еще продолжают ориентироваться на слухи, жить ими. Сегодня слухи влияют на формирование и управление общественным мнением. Они же ложатся в основу политических дискуссий.

Например, осенью каждого года начинаются разговоры о скором роспуске мажилиса, и весь последующий период все только и спорят, комментируют, обсуждают вероятность досрочных выборов, что, в принципе, сейчас и происходит.

С уходом президента в летний отпуск начинают циркулировать слухи о так называемом преемнике, о здоровье главы государства. Попадая в Интернет и частично в СМИ, эти домыслы разрастаются и в течение недели-двух будоражат общество. А уж затем, постфактум, следуют опровержения, которые, кстати говоря, еще более усиливают слухи из-за своей несвоевременности.

В последние недели страна буквально жила передающимися из уст в уста разговорами о якобы массовых «жертвоприношениях» в канун Курбан-айта и терактах, готовящихся некими экстремистски настроенными группами в отместку за арестованных товарищей. При этом принято считать, что данные слухи появились в середине прошлой недели, но в реальности эти разговоры появились двумя неделями ранее. Сначала «гудела» вся Южно-Казахстанская область, затем слуховая волна пошла по нарастающей – Алматинская область, Карагандинская, Акмолинская, Павлодарская и т.д. Пик же пришелся за два-три дня до Курбан-айта, когда уже непосредственно в самой Астане, где сосредоточены все центральные государственные ведомства, и в том числе правоохранительные органы, многие были напуганы сообщениями о массовых убийствах или взрывах в торговых центрах.

Последняя ситуация показала, что существует недоверие к официальным источникам информации

Какие выводы можно сделать из последней ситуации?

Во-первых, в очередной раз государство со всеми своими мощными информационными ресурсами оказалось неспособным противостоять слухам, по-прежнему отсутствуют четкие схемы и алгоритм действий у соответствующих служб и ведомств. Те шаги, которые были предприняты в последние дни, должны были быть предприняты еще в самом начале появления слухов. Отчасти определенную работу за официальные СМИ в очередной раз выполнили блогеры. Как и в случае с алматинскими землетрясениями, блогеры оказались единственными, кто предоставил, во-первых, оперативную информацию, во-вторых, точное опровержение, снабдив свои посты фотографиями объектов и зданий которые упоминались в разговорах как объекты атаки террористов. Но фактически можно сказать, что слухи были погашены не благодаря каким-то специальным усилиям, а, если быть честными, сами сошли на нет.

И данная ситуация в информационной политике государства не может не настораживать, поскольку если сегодня можно легко дезинформировать людей, то кто может дать гарантию, что завтра кто-то специально не создаст панику среди населения и не спровоцирует таким образом рост цен, не пустит слух о девальвации или надвигающихся беспорядках. Напрашивается очевидный вопрос: кто и как это может остановить? Насколько компетентны и профессиональны соответствующие информационные структуры, прежде всего пресс-службы и информационные агентства?

Во-вторых, можно говорить об определенном недоверии населения к государственным ведомствам и СМИ как источникам информации. Ведь, казалось бы, и МВД, и КНБ, и акиматы хоть и с опозданием, но все-таки начали давать опровержение, тем не менее слухи продолжали активно распространяться. Видимо, это результат определенного недоверия официальной информации, стереотипного мнения, что власти обязательно что-то скрывают, что государственные СМИ передают не всю информацию, поэтому, даже когда в кризисных ситуациях они говорят о ЧП, то люди думают, что скрываются их масштабы. То есть последняя ситуация показала определенный кризис доверия к официальным источникам информации и в целом к официальным структурам. И это необходимо рассматривать как симптом неких процессов в обществе.

В-третьих, слухи и отсутствие эффективной реакции на них со стороны государства так же опасны и ущербны, как, собственно, сами атаки террористов. Но из этого не должен следовать лишь один вывод – ужесточение информационного контроля. Куда еще дальше?! Вопрос в соответствующей подготовке и эффективной роли существующих информационных инструментов. Мы должны помнить, что во многих трагических событиях, имевших место в других странах, начиная ошскими событиями и заканчивая беспорядками в Лондоне, не последнюю роль играли слухи и несвоевременная реакция компетентных органов на них. Поэтому информационная политика государства должна быть построена таким образом, чтобы люди получали оперативную и исчерпывающую информацию, а с другой стороны, необходимо построить работу так, чтобы люди доверяли официальной информации.

Террористическая угроза существует, но называть последние события терроризмом пока рано

Справедливости ради стоит отметить, что факты проявления экстремизма и терроризма в стране имели место и раньше. Но это были единичные локальные случаи, и чаще всего они были сопряжены с обычным криминалом. Ведь не всякий захват заложников или взрыв – это теракт. Это давний спор – где проходит граница между обычным криминальным действием и террористическим актом?!

Вместе с тем стоит признать, что наблюдается тенденция нарастания террористической угрозы. В 90-х годах проблема терроризма связывалась с тем, что на территории республики могли скрываться беглые, «чужие» террористы, а в 2000-х годах проблема заключалась в том, что наших граждан могли вербовать для участия в деятельности террористических организаций в других странах.

Сегодня другая ситуация – когда осуществляются попытки организации терактов уже на территории самой страны. При этом в эти попытки вовлекаются наши же граждане. Но в тех событиях, имевших место в Казахстане, пока речь не идет о спланированных террористических актах. Поэтому еще преждевременно называть терроризмом известные события в Актобе, Астане и Атырау. И если быть точными в формулировке, то следовало бы эти случаи называть проявлением экстремизма. Это попытки отдельных людей пропагандировать радикальные методы действия. Ведь классический теракт рассчитан прежде всего на массовый эффект – на максимальное количество человеческих потерь (не важно, будь то гражданское население или представители власти), причинение ущерба объектам инфраструктуры и коммуникациям. Тогда как взрывы и в Астане, и в Актобе, и в Атырау происходили рано утром в безлюдных местах (на пустырях, у проходных, возле подвалов), никто конкретно не брал на себя ответственности. О заявлении якобы организации «Солдаты Халифата» поговорим отдельно. В указанных событиях нет классических признаков терроризма, они больше похожи на некие сигналы либо на создание какой-то видимости терактов. Поэтому сегодня нужно быть предельно аккуратным в освещении этих событий и в используемых формулировках. Тем более, нельзя говорить о разгуле терроризма, как это сегодня происходит в Дагестане или Ингушетии в соседней России, не говоря уже об Афганистане. Хотя в то же время в указанных событиях в Актобе и Атырау есть элементы, которые указывают на схожесть с террористическими действиями, имевшими место в других странах, к примеру направленность действий против силовых и правоохранительных структур. То есть нельзя недооценивать угрозу терроризма, пытаться ее замолчать и отрицать саму угрозу в отдельно взятой стране. Если не предпринять сегодня четких, эффективных мер, то мы рискуем завтра действительно столкнуться с терроризмом, не дай Бог, конечно. Но и нельзя допускать переоценки терроризма, нельзя подыгрывать террористам установлением в обществе атмосферы паники и фобий, усиливая тем самым эффект общественного резонанса, ведь любой теракт прежде всего рассчитан на публичный и массовый эффект. Выдерживание подобного баланса позволит выстроить адекватную и эффективную систему обеспечения безопасности и реагирования на террористическую угрозу.

Нельзя торопиться некую группу «Солдаты Халифата» признавать организацией – слишком много чести им. Этим мы только им подыгрываем

Во-первых, сомнительно наличие такой организации, потому что, насколько мне известно, ни в одних информационных сводках, оперативных материалах данная организация ранее не проходила и не упоминалась. Тем более, генпрокуратура тоже подтвердила, что якобы она была создана зарубежом летом этого года. Три человека собрались и решили создать организацию. Это еще не значит, что ее необходимо признавать террористической организацией и тем самым признавать какие-то их претензии к нам.

Во-вторых, даже если такая организация не фантом, то, безусловно, функционирование подобного рода организаций требует определенных средств, ресурсов, навыков и т.д. А в последних случаях сложно сказать, что они имели четко спланированный характер. Налицо слабая подготовленность, отсутствие координаций и спонтанность действий разоблаченных групп экстремистов.

В-третьих, опыт других стран показывает, что многие террористические группы стараются создать видимость наличия какой-то мощной организации, присваивая себе авторство любых совершенных терактов или резонансных преступлений. Видя, как мы здесь впали в острые дискуссии вокруг религий, видя, как реагируем на последние события, у любой организации, структуры, какой-то маленькой зарубежной группы, конечно же, возникнет соблазн «примазаться». У террористов любых мастей, любой идеологии есть свои спонсоры, есть финансовая отчетность, – и им тоже бывает необходимо приписать как можно больше самых разных шумных акций.

Но вне зависимости, существует ли на самом деле группировка «Джунд-аль-Халифат» или нет, мы не должны им подыгрывать. Ведь одна из первоочередных задач экстремистов заключается в том, чтобы оформить свои действия в какие-то институциональные рамки, создать впечатление, что существует некое мощное террористическое подполье.

Не стоит увлекаться жанром составления портретов террористов

Надо помнить, что любой теракт (не важно, где, кем и почему он совершен) – это всегда призыв к другому теракту. Яркий пример – Андерс Брейвик. Поэтому, освещая такие события, как те, что мы имели в Актобе и Атырау, мы не должны «вдохновить» каких-нибудь других маньяков на такие же действия. У нас же сегодня в журналистике активно распространяется новый жанр – портреты террористов. И, к сожалению, большинство таких пассажей изобилуют деталями, вызывающими у читателя жалость или сочувствие, а иногда даже симпатию. Вместе с тем, освещая в подобном ключе биографии террористов, мы тем самым создаем очередную героическую ауру, овеиваем террористическую деятельность неким романтизмом. И я считаю, что здесь должен быть жесткий и бескомпромиссный подход – ни в коем случае нельзя вызывать жалость и пытаться оправдывать террористов, и не важно, какими мотивами они руководствовались, что их подвигло и побудило. Должна быть непримиримая линия в отношении любых форм насильственных действий. Поэтому создание портретов террористов – это задача социологов, психологов и экспертов, но ни в коем случае нельзя увлекаться продвижением таких продуктов.