Любовники ругались матом. Прочитав первые несколько строк, режиссер Булат Абдрахманов поморщился и решительно закрыл сценарий. Но через какое-то время открыл его снова. И в итоге поставил именно эту пьесу – «Down-Way. Дорога вниз без остановок». Ее автор Олег Богаев – представитель скандально известной «уральской драматической школы». О том, что это за школа такая, в адрес которой одни плюют, а другие поют дифирамбы, карагандинцы вскоре смогут составить собственное мнение. Казахстанская премьера «Down-Way» пройдет в нашем городе в следующий вторник.

Булат Абдрахманов – молодой режиссер из Петропавловска. Еще студентом он бывал в Екатеринбурге, где и познакомился с Николаем Колядой – основателем современной уральской драматической школы.

КОРОЛЬ ЧЕРНУХИ

Режиссёр Булат Абдрахманов: «Если ко мне кто-то недовольный подойдет, я отвечу: «Давайте выйдем на улицу. Там что, все выражаются шекспировскими и чеховскими оборотами?».Коляда – культурный герой публикаций российской «Комсомолки» и французской «Либерасьон». Журнал «Форбс» включил его «Коляда-театр» в список лучших провинциальных театров, а его самого назвал «кудесником». Хотя большинство называют Коляду либо «солнцем русской драматургии», либо «королем чернухи». Со своими постановками Коляда объездил весь мир. Его спектакли идут с переаншлагами. Но автор не обижается, если зрители, не выдерживая разудалого напора (доходит до того, что актеры на сцене ногами месят настоящую грязь, куски которой летят прямо в зал) и ядреной русской речи, уходят с представления. Некоторых раздражает грязь в культурном месте. Другие ценят перемешанные с ней идеи. Но большинство в восторге от харизматичной личности самого Коляды.

Встретившись с ним, режиссер из Казахстана убедился, что, несмотря на большую популярность, «уральское светило» – человек очень простой. К тому же выяснилось, что он сам выходец из Казахстана. Коляда родину не забывает, любит носить тюбетейку. И, встретив земляка, сразу с ним подружился. Вскоре приехал в Петропавловск на гастроли со своей труппой. А потом пригласил Булата с его коллективом к себе – поучаствовать в международном фестивале-конкурсе «Коляда-Plays». Так Северо-Казахстанский областной казахский музыкально-драматический театр имени Сабита Муканова – очень достойное, консервативное заведение – приобщился к хулиганской, неформальной и необыкновенно яркой театральной тусовке Урала. Тусовке, куда съезжаются критики и актеры с Европы и со всей России и где за водкой с шашлыком обсуждаются новые пьесы, которые потом с успехом ставятся на площадках мира.

КАКАЯ ГАДОСТЬ!

- На «Коляда-Plays» важным условием является то, что постановка должна быть по пьесе современных уральских драматургов, – рассказывает Булат Абдрахманов. – Это в основном сам Коляда и его ученики. То есть ни Шекспир, ни Чехов, ни Ауэзов тут уже не годились. Николай Владимирович около 20 пьес мне сам сбросил, чтобы я посмотрел. И потом у меня очень большая электронная библиотека. Я начал копаться там. Долго искал. Потом открыл «Down-Way». Первую сцену читаю: дождь, ночь, любовник с любовницей выскакивают, начинают материться. Думаю: ужасно, нет, как это грязно. Мне стало противно. Я – дальше искать. У меня уже голова раскалывается, а сроки поджимают. Перелопатил, наверное, около 50 пьес. У меня в голове настоящий взрыв был. И тут через неделю опять эта пьеса в глаза бросилась. Думаю: дай-ка я прочту. Вроде страниц не много. Потому что я уже читать не мог. Все, извините, назад лезло. Набрался терпения: первую сцену проглотил, что-то в ней зацепило, потом вторую, третью и все больше и больше. А когда я прочел ее всю, меня просто всего трясло. Нужно было срочно с кем-то поделиться. Я позвонил своей знакомой – режиссеру Дине Жумабаевой. Она, кстати, работает сейчас у вас в Казахском драматическом театре. Рассказал ей все. А она говорит: так это же пьеса про нас. И я начал над ней работать.

МАТ В ПЕРЕВОДЕ

Пьесу Олега Богаева перевели на казахский язык. Раздали тест актерам, но не все из них пришли от прочитанного в восторг.

- Некоторые поначалу были против, – продолжает Булат. – Говорили: «Театр – это святое, Грязь в него тащить нельзя!». А я отвечал: «Нет, театр – это не икона, на которую молиться надо. Возьмите айтыс. Там они иной раз так друг друга подковырнут, что извините меня!». В этой пьесе я оставил мат. Потому что я езжу каждый день на работу в общественном транспорте и слышу, как мы на самом деле разговариваем.

- Но как отечественный зритель отнесется к ругательствам? У нас, например, в Караганде люди демонстративно выходили из зала, когда однажды им показали культовый матершинный спектакль.

- Мы успели выступить только на фестивале в Екатеринбурге. Там никто не выражал недовольства, все давно знакомы с уральской драматургией. Она на половину на мате построена. А вот в Петропавловске у нас еще премьеры не было. Но, как мне говорят местные старожилы и актеры, будут возражения со стороны зрителей. Скорее всего, найдутся недовольные, которые возмутятся: «Как можно! Мат со сцены?». Тогда я их спрошу: «Театр – это что?».

- Что?

- Это зеркало. А как Гоголь говорил: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Если ко мне кто-то недовольный подойдет, я отвечу: «Давайте выйдем на улицу. Там что, все выражаются шекспировскими и чеховскими оборотами?».

- Как обыграли русские ругательства в казахском варианте?

- У нас возникла проблема с переводом. Потому что этот русский сочный мат очень сложно передать. Поэтому в некоторых местах мы просто оставили, как есть. Когда героиня говорит: «пошел в ж…» или «б…ь», мне кажется, это всем понятно. Меня в Екатеринбурге тоже Коляда спросил: «Почему вы мат не перевели?». А я говорю: «Николай Владимирович, помните, как одна ваша героиня в пьесе «Манекен» спрашивает у другой: «А что ты материшься?» – «А чтобы тебе понятнее было». Так и в нашем случае. Вы думаете, наш петропавловский зритель без перевода не поймет, что такое «пошел ты в ж..?». Насчет Брейгеля я не знаю, а это сразу поймет.

СЛЕПЫЕ

Картина Питера Брейгеля «Слепые» – одна из режиссерских находок Булата Абдрахманова. Распечатанные на небольших листочках репродукции раздаются перед спектаклем зрителям. И завершается все действо сценой, имитирующей картину художника. Герои, принимая позы брейгелевских слепцов, начинают спотыкаться об мертвого ангела, которому до этого никто из них не помог.

- Мы с Олегом Анатольевичем (автором пьесы «Down-Way» – авт.) переписывались, чтобы он дал письменное добро на постановку. И я его пригласил на премьеру. Уже позже мы сидели в редакции журнала «Урал», где он работает главным редактором. Пили чай. И он сказал: «Честно, Булат, я боялся идти. Потому что мои пьесы столько ставят. Иногда такое показывают, что больно становится. Я редко стал ходить». Но нашей постановкой он остался доволен. Когда после представления зал встал и начал аплодировать, он тут же, как есть – не в костюме и галстуке, а в простой клетчатой рубашке и джинсах – вышел на сцену. Мне актеры потом рассказывали: «Мы не поняли, кто это. Цветов не несет. Зачем какой-то непонятный мужик на сцену поднялся?». И только когда он первого, второго, третьего обнял и поцеловал, все догадались, что это автор. У нас-то так не принято. Мы ждали, что автора, как положено, торжественно пригласят на сцену, и он выступит с речью. Но у них в театре всей этой шелухи нет. А на следующий день после премьеры Олег признался мне за чашкой чаю, что Брейгель один из его любимых художников.

ЗЛАЯ МЕДСЕСТРА

- Вы проецировали ситуации пьесы на собственную жизнь?

- Да. Когда я только начал над ней работать, у меня случился приступ, я заболел. Меня возили на «скорой» шесть раз и не могли поставить диагноз. В итоге оказалось, что это аппендицит. Он получил осложнение. Я пролежал в больнице очень долго. И много чего повидал. Я слышал, как медсестра кричала на больного: «Идиот, ты что, не видишь, утка под тобой, а ты куда помочился!». Сколько в нас зла и жестокости. Мы готовы убить друг друга. После больницы, находясь еще под впечатлением от того, что там происходило, я начал репетировать. Помните, в пьесе тоже есть сцена с медсестрой. Она ведь, как и все остальные, бросила ангела на обочине и уехала.

Кстати, роль медсестры фестивальному жюри особенно понравилась. Ее хвалили, когда режиссеру вручали за спектакль специальный приз от Николая Коляды.

ЧТО ВЫРЕЗАЛИ

- А что с ролью ангела? Он у вас лежит на сцене просто как мешок с картошкой?

- Вот я вам сейчас все расскажу, а потом будет не интересно. Ну, хорошо. Это не мешок с картошкой. Это манекен. Я долго думал, как подать ангела. Ведь он чист. В его глазах не должно быть истории, социальности. У одного актера лицо злое, у другого доброе, у третьего ехидное. У ангела все эти черты надо убрать. Он как белый лист бумаги…

Получается, что, работая с уральской «чернухой», петропавловский режиссер все-таки порядком ее облагородил. Если в оригинале покалеченный ангел перепачкан грязью, он «встает на четвереньки», «блюет» и «харкает кровью», то в казахстанской версии всего этого безобразия нет. Точно также Булат не рискнул вывести на сцену Бога, который по авторской задумке должен приезжать вместе с дьяволом на раритетном автомобиле. Булат считает, что Бог – это слишком свято, чтобы кому-то из актеров доверить его изображать.

- Эротическую сцену с женихом и невестой вырезали? («…Автомобиль начинает раскачиваться на рессорах, всё быстрее и быстрее. Незнакомец привстал на локоть, поднимает голову, смотрит. Автомобиль качнулся последний раз и замер. Пауза. Открывается дверь, выходит жених, подходит к колесу, писает, застегивает ширинку»).

- Да. Потому что там и без того всего достаточно. Мы так сделали в начале, что понятно, чем они занимались в автомобиле. Где-то я убирал, чтобы не было злоупотребления этими сценами. Иначе внимание зрителя переместится на подобные яркие моменты. А главная мысль может уйти. Зритель-то у нас это любит. Если показать обнаженных девиц, то из всего спектакля только их и запомнят. А ведь важно и саму суть еще протолкнуть.

САНТЕХНИКИ ВМЕСТО ПРИНЦЕВ

- Как вы лично относитесь к тому, что делают уральские драматурги?

- Они пишут о совершенно простых людях. Там не ни гамлетов, ни принцев – ничего подобного. Зато есть кондукторши, медсестры, какие-то учителя в сельских школах, заведующие клубами, инженеры, слесари, сантехники. Там все диалоги построены на простой речи, добавлен этот мат, за который Коляду в свое время сильно ругали. Ругали-ругали, но потом поняли, что он ведь написал про техничку, которая действительно пропадает, или про санитарку, которая тыркается-тыркается и не знает, как прожить на свою копеечную зарплату. Уральская драматургия содержит в себе некую безысходность, декаданс.

- Вы эту безысходность все-таки немного смягчили.

- Не знаю, как другой зритель, но я чернухой быстро наедаюсь. То есть на мой вкус это не та пища, которую можно принимать каждый день.

Кстати

ЛУЧШАЯ ПЬЕСА 2008 ГОДА

О драматурге Олеге Богаеве, ученике Николая Коляды, заговорили в конце девяностых годов прошлого века. Тогда его пьеса «Русская народная почта», получившая премию «Антибукер», стала основой спектакля Камы Гинкаса «Комната смеха», где главную роль сыграл Олег Табаков.

Богаев – автор многих пьес, идущих в театрах Москвы, Петербурга, Томска, Иркутска, Барнаула, а также Чикаго, Парижа, Белграда, Риги. Лауреат премий «Евразия», «Действующие лица», «Золотая маска».

«Down-Way. Дорога вниз, без остановок» вошла в десятку лучших пьес 2008 года по результатам всероссийского конкурса.

В Караганде «Down-Way» покажут 18 октября в Казахском драматическом театре. Постановка будет идти на казахском языке с синхронным переводом на русский. Начало спектакля в 18.30.