Здесь была остановлена третья мировая война

– Военно-промышленный комплекс (далее ВПК) бывшего Советского Союза во все времена занимал в стране доминирующее положение, как государство в государстве, в чьем ведомстве находился и Семипалатинский испытательный ядерный полигон, – рассказывает Владимир Пигаваев, член Союза журналистов СССР и Казахстана. – Более 40 лет грубо нарушая права людей, проживающих в этих регионах, эти испытания связывали с интересами обороны страны. Вся партийная центральная пресса, рычаги других средств массовой информации страны были нацелены на поддержку интересов ВПК и идеологическое воздействие на инакомыслящих. Необъявленная информационная война не прекращалась ни на минуту. «Холодная война» угрожала со страниц газет, радио и телевидения, и, очевидно, был взят курс на производство и испытание нового оружия массового поражения любой ценой. Представители ВПК и Министерства обороны СССР много выступали и представляли те места полигона, где проходили испытания, чуть ли не курортом. Конечно, никто тогда вслух не мог что-либо говорить ни о ядерном полигоне, ни тем более о запрете испытаний. Такие суждения были бы восприняты как антигосударственный поступок. Даже некоторые шаги таких выдающихся людей, как Андрей Сахаров и Игорь Курчатов, были в высоких инстанциях пресечены в довольно резкой форме. Об этом вспоминал Андрей Дмитриевич Сахаров в интервью казахстанскому журналисту в 1990 году. Он писал Никите Хрущеву о вреде испытаний и рекомендовал остановить их, на что Хрущев ответил, что самая верная политика – политика силы, и если он будет слушать таких слюнтяев, как Сахаров, то будет настоящим простофилей.

Да, было время, тогда мы о полигоне говорили с гордостью: здесь куется ядерный щит великой Родины. Разумеется, говорили те, кто знал, что в казахстанской степи испытывают самое грозное, самое страшное на планете оружие. Здесь «делали работу за дьявола» – это выражение «отца американской бомбы» Оппенгеймера, потрясенного результатами бомбежки Хиросимы и Нагасаки. Надо полагать, за американского дьявола. Впрочем, советский дьявол был ничуть не благородней американского.

В состав государственной комиссии, которая составляла секретный отчет об испытании первой советской термоядерной бомбы, входили академики Харитон, Щепкин, Сахаров, Зельдович, Забабахин, Садовский, Жавиденко, Блохинцев, Лаврентьев, Келдыш -– все звезды советской науки! Но даже лучшие умы не знали, какую силу они разбудили и к каким последствиям приведет взрыв.

ЛИТЕР-Неделя: А с чего начались общественные волнения по поводу испытаний?

В. П.: Как говорится, шило в мешке не утаишь. В близлежащих к полигону районах, населенных пунктах люди стали болеть ранее неизвестными болезнями, возросла детская, материнская и общая смертность. Мужчины, обратившиеся к врачам-сексопатологам, жаловались на снижение половой потенции и связывали это с ядерными испытаниями. Врачам и фельдшерам запрещалось ставить истинный диагноз умершим от рака, лейкоза и других заболеваний, связанных с ионизирующей радиацией. В этих населенных пунктах была самая высокая степень суицидов. Так, в совхозе им. Тельмана Абайского района, где проживало более двух тысяч человек, зарегистрировано 22 самоубийства, что превышало общесоюзный уровень в 1,5–2 раза. К сожалению, достоверной информацией никто не владел, кроме узкого круга специалистов, умевших молчать.

Я должен признаться в том, что мы по долгу службы быстро пресекали слухи и домыслы. Время было такое. Ученые, медики давно били тревогу, но вплоть до 1985–1986 годов эта тема была запрещенной и обсуждению не подлежала. А тех, кто «вводил людей в заблуждение», мы называли тогда демагогами. Стыдно все это вспоминать, но так было.

Как гром среди ясного неба прозвучало обращение учителей Семипалатинской области, находящихся на курсах усовершенствования в Семипалатинске. Его подписали 60 человек. «Мы понимаем важность проводимых испытаний, – писали они, – но нас волнует другое. По неофициальным данным, в области очень высокий процент детской смертности, недоношенности и умственной отсталости детей. Очень много онкологических заболеваний как среди детей, так и среди взрослых. Хотелось бы получить официальный ответ об уровне радиации, так как, несмотря на гласность, эти данные замалчиваются...»

Приведу еще один интересный факт. В Доме политического просвещения проходил очередной пленум обкома партии. Когда вышли на перерыв, в фойе перед взором участников пленума предстал человек с плакатом, где крупными буквами было написано: «НЕТ ЯДЕРНОМУ ПОЛИГОНУ!». Это был будущий известный поэт, пацифист Вячеслав Кобрин (ныне покойный). Он был одним из первых, вступивших в этот трудный бой. Кроме первых руководителей области, членов бюро обкома здесь был и начальник полигона генерал-лейтенант Аркадий Ильенко и начальник политотдела полигона генерал Геннадий Солдатов.

Как сюда проник Кобрин, никто не знал, хотя везде стояли наши дежурные и постовые милиционеры. Я ждал по этому факту большого разбора и нагоняя. Но ничего не произошло ни в тот день, ни назавтра. Тогда я понял, что все они в душе солидарны с Кобриным.

ЛИТЕР-Неделя: Можно сказать, что на тот момент люди уже не могли молчать, чаша терпения переполнилась?

В. П.: Да. Сложившаяся обстановка говорила, что больше уже нельзя было пренебрегать общественным мнением. Письма и обращения, телефонные звонки ежедневно поступали в партийно-советские органы, редакции газет, на радио и телевидение. Эти же вопросы люди смело задавали на сходах, собраниях и встречах. Как описал в своей книге «Семипалатинский полигон» сам Кешрим Бозтаев, первый секретарь обкома партии: «Подземный ядерный взрыв, испытанный 12 февраля 1989 года на полигоне под Семипалатинском, вызвал истечение газов и повысил радиационный фон до 3000–4000 микрорентген (естественный воздушный фон составляет 15–20 микрорентген)... Через шесть дней, 18 февраля, прогремел второй ядерный взрыв с высоким истечением радиоактивных газов, зафиксирован радиационный фон, более чем в сто раз превышающий норму... Об этих событиях Кешриму Бозтаеву сообщил по телефону в официальном порядке командир Чаганской воинской части генерал-майор П.Т. Бредихин».

«Февральские испытания исчерпали терпение. Выплеснулись наружу возмущение и гнев. Ситуация подтолкнула к самым активным действиям. Руководство области решило пресечь всю ложь, объявить о негативных последствиях на жизнь и здоровье населения. Оно ясно осознало свою ответственность. Выход был один – оказать отчаянное сопротивление военному комплексу, вступить в жесточайшую схватку», – пишет далее Бозтаев.

В тот же день нас с тогдашним секретарем обкома по идеологии Г.И. Мищенко вызвал к себе Бозтаев и озадачил: «Срочно готовьте шифровку в ЦК КПСС товарищу Горбачеву. Рискнем, я подпишу. Нас поддерживает Нурсултан Абишевич».

20 февраля 1989 года шифрограмма легла на стол генсека Горбачева. Вот этот текст, он хранится в моем личном архиве:«Совершенно секретно, экз. № 1 Москва, Кремль

Генеральному секретарю ЦК КПСС т. Горбачеву М.С.

Семипалатинский обком Компартии Казахстана информирует ЦК КПСС о том, что с 1949 года на полигоне вблизи города Семипалатинска с населением 340 тыс. человек проводятся ядерные испытания. Первое время – в атмосфере, а с 1963 года – подземные. Сейчас, через 40 лет, окружающие полигон условия изменились, численность населения возросла в три раза, многократно увеличилось поголовье животных. Полигон оказался в густонаселенной местности. Однако в работе полигона это не учитывается. Ежегодно производится до 14–18 ядерных взрывов, которые сопровождаются сейсмическим воздействием на здания и инженерные сети, выходят из строя сотни колодцев, снабжавших водой поселки и животноводство. Город строился без учета сейсмики. Кроме того, на территории полигона в течение 25 лет подземных взрывов деформировалась земная кора и в каждом третьем случае происходит истечение радиоактивных газов на поверхность, исключить которое практически невозможно. В 1987 году через Семипалатинск прошла такая струя газов радиоактивностью в 350–400 микрорентген в час, а при испытаниях 12 февраля текущего года за пределами полигона был зафиксирован уровень радиоактивности до 3000 микрорентген в час, и только в результате изменения направления ветра эти газы не достигли областного центра.

Обком партии, озабоченный сложившейся ситуацией, просит ЦК КПСС поручить соответствующим министерствам и ведомствам временно приостановить или резко сократить частоту и мощность взрывов, а в дальнейшем перенести ядерные испытания в другое, более приемле-мое место.

Первый секретарь Семипалатинского обкома Компартии Казахстана К. Бозтаев, 20 февраля 1989 года».

Надо отметить, что данная шифрограмма явилась первым официальным документом-протестом в СССР, требовавшим прекращения ядерных испытаний. Это был поступок мужественного человека. Это сейчас многим кажется, что ничего не стоило заявить такое всесильному Центру. Если бы не горбачевская перестройка, гласность и плюрализм мнений, как говорилось, свежий ветер перемен, ВПК смял бы Бозтаева с этой должности одним движением пальца так же, как когда-то пострадал первый секретарь обкома Сужиков за неосторожно высказанные слова против полигона.

ЛИТЕР-Неделя: Эта шифровка послужила одной из точек отсчета, можно сказать, началом новой эпохи глобального разоружения в СССР и во всем мире…

В.П.: Интересен тот факт, что об этой шифровке первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Геннадий Колбин узнал через три дня от самого Горбачева. Тогда Бозтаев отправил ему подробную информацию о функционировании ядерного полигона на территории Семипалатинской области, этот документ также хранится в моем личном архиве.

Закрытие полигона целиком и полностью заслуга нашего президента. Нурсултан Абишевич заявил высшим чинам ВПК: «Все, что произошло в Семипалатинском регионе за 40 лет ядерных испытаний, – это антигуманно, бесчеловечно. Поезжайте в Семипалатинск, встретьтесь с народом, убедитесь сами». Эти слова явились мощной поддержкой начавшегося народного противостояния и заставили ВПК круто изменить свою позицию.

Мне кажется, наступит время и на Семипалатинском испытательном полигоне будет установлен памятный знак: «Здесь была остановлена третья мировая война».

Татьяна РЯЗАПОВА, Семей,фото из личного архива Владимира Пигаваева