Казахстанцы демонстрируют политическую сонливость

На фоне нарастания политической активности в медиа социология наблюдает снижение интереса к партийной жизни у населения. Оно как бы сделало свой выбор в пользу одной партии, и его не волнует, что кто-то поднимает вопрос о создании новых политических партий. Гульмира Илеуова, президент Центра социальных и политических исследований «Стратегия», рассказала свое видение ситуации на фоне последних замеров социальных настроений.

– Гульмира, давайте проведем параллели. Неожиданный референдум, неожиданные президентские выборы, неожиданные парламентские… Как реагирует население на такие спонтанные инициативы в политике?

– Вначале я отвечу как эксперт. На самом деле проводить досрочные выборы в условиях, когда ничто не заставляет их проводить, неправильно, или, скорее, недостаточно выверенный шаг. Досрочные выборы должны иметь в своей основе то, что можно назвать крайней целесообразностью. Наверное, те люди, которые, так сказать, режиссируют процесс, думают, что есть некая целесообразность. Но целесообразность должна быть для всех. Но налицо нечто неявное. Для проведения досрочных выборов предлагается недостаточно аргументированный ряд, что вызывает сомнения и страх. И для меня как для социолога это очень важно, потому что есть нормальный политический календарь, есть понятные сроки выборов, есть достаточно четко описанная в Конституции, в законах очередность, что за чем. И кто же виноват в том, что по результатам переноса возникает вопрос, можно ли проводить те и эти выборы в один год. Если у вас календарь точный, он все эти вопросы снимает.

Если говорить конкретно о досрочных парламентских выборах, то выборы президента – самые популярные, рейтинговые в разрезе восприятия населения. И притом что человек, возглавляющий нашу страну, является уважаемым, авторитетным лидером, здесь эффект досрочности не так страшен и не так важен, нежели в случае с парламентскими выборами. Здесь мне кажется крайне важным сохранение того, что мы называем календарем выборов, – для нашей политической системы, для всех ее участников. Ведь субъекты политической системы – партии планируют свои дела. Если мы говорим об их живом, активном участии, они должны видеть, в каких рамках, в каких правилах они существуют. А эти бесконечные плохо обоснованные переносы – больше нецелесообразность, которая, как я считаю, плоха и для населения, которое чувствует себя статистом в этих играх. Оно, естественно, активно не вслушивается в аргументы, а эксперты просто опускают руки.

– Недавно российский ВЦИОМ дал комментарий по последним замерам. Там зреет социальный протест. Причем, по мнению главы этой исследовательской организации, политики не преминут «примазаться». Однозначно можно сказать, что положительная протестная динамика есть и у нас. Можно ли предположить, что досрочные выборы – попытка переориентировать энергию протеста на политическую активность?

– Нет, я думаю, что речь все же идет о политтехнологических играх. Если в нашей стране все так плохо и критичны сроки: на полгода раньше, на полгода позже, и это якобы что-то решает с точки зрения глубинных социальных процессов, тогда надо смотреть. Но ведь все процессы, связанные с социальной активностью, очень инерционны. Они не такие, что одним методом или одной акцией, теми же выборами все быстро решается. Я не вижу связи между протестными группами и политическим процессом. У нас страна, где значительно преобладает количество бедных, необеспеченных людей. Есть такой стереотип, что бедные могут быть протестными. Но мы же понимаем, что зачастую какие-то протестные выступления провоцируются определенными элитными интересами. И люди с низким социальным уровнем годами живут спокойно, а более обеспеченные, работающие в нефтянке, вдруг взрываются, и никто не может понять причин: ни уход акима, ни повышение зарплат ничего не меняет.

И если говорить о протестных настроениях и их переходе в политическую сферу, то существует такая формула: экономические проблемы – через шаг социальные проблемы – через два шага политические проблемы. То есть это не прямолинейно и не сразу. И задача эффективного государства – четко выверять это и понимать, когда та или иная ситуация грозит перерасти и выйти на другой уровень. Мне кажется, как это ни странно, в целом по стране управление социальными процессами наблюдается. По нашим замерам, в стране 39 процентов живут на 1 МРП на человека, порядка 40 процентов живут на 2 МРП. Вот эти почти 80 процентов живут в условиях нашей страны (все мы знаем, что происходит с ценами, с тарифами и так далее). Но есть государственная политика и главный спикер – президент, который периодически обещает повышение зарплат для бюджетников, которые составляют львиную долю этих малообеспеченных людей, что снимает напряжение у людей, которые привыкли выживать в таких условиях. С этой точки зрения управление обществом довольно простое, и это происходит на протяжении многих лет.

Если взять тех же нефтяников, то у них доходы и 130, и 300 тысяч, то есть если не высокие, то выше среднего (88 тысяч). И как только возникает такая ситуация, мы видим пробуксовки. Аким делает какие-то попытки, но известно, как мало он может повлиять на процесс: все решает работодатель. А он может только повышать зарплату, и то не бесконечно. Вот и все механизмы, ситуация провисла. Понятно, что разговаривать надо не с самими рабочими, которые, собственно, не могут ничего сказать, а с кем-то, чьи интересы в этом случае преследуются, тем более что профсоюзов нет, некие спонтанные лидеры – не авторитеты. То есть налицо проблема в понимании, как решать такого рода конфликты. И это не те малообеспеченные люди, которых мы привыкли называть главной силой протестности.

– Ну это вопрос стереотипа, поскольку протестной группой может быть любая по социальному статусу. А в этом случае, возможно, проще надавить на бастующих тем, чтобы сделать вид, или завезти несколько штрейкбрехеров.

– Мне кажется, уровень напряженности возрастет. Есть, конечно, отработанные механизмы. Нужна только воля, нужно не побояться что-то предпринять. А то просто разгоняют толпу…

– Мы немножко ушли в сторону. А в целом по стране, помимо этого случая, есть какие-то предпосылки к напряженности?

– Если взять политику, то последние замеры меня удивили. На вопрос «Если будут парламентские выборы, пойдете ли вы голосовать?» 55,1 процента сказали, что пойдут, 36,8 – ответили отрицательно и только 8 процентов затрудняются ответить. Слишком низкая явка.

– И слишком много определившихся, 8 процентов сомневающихся – очень мало.

– Да, это уже определенность. Я могу предположить, что тут сезонный фактор. С другой стороны, я вижу другие данные. За «Нур Отан» 79 процентов (от 55), за другие партии 3 процента. И только 18 затруднялись ответить, хотя в начале мая их было 26 процентов. То есть те, кто сомневались, за какую партию голосовать, ушли в твердое «нет». Люди определились: только за «Нур Отан». Это может говорить о сезонности или о том, что люди смирились и сделали свой выбор. При этом в нашей стране, как и во всех постсоветских странах, интерес к политике очень высокий. Известно, что секс, наркотики и политика вызывают наибольший интерес публики. У нас порядка 70 процентов говорят, что интересуются политикой (35 – постоянно, остальные – от случая к случаю). Тогда чем именно они интересуются, если очевидно, что они не интересуются партиями и, так сказать, легальными политическими процессами. Или это то, что мы называем «желтыми фактами» из жизни политиков, или что-то еще. Приведу пример. Я на «круглый стол» «Конструирование партийного состава мажилиса парламента» не могла найти спикеров. Все говорят: «Это что, кому-то интересно? Это же ерунда». И то, что казалось очевидно актуальным в связи с дебатами по поводу предстоящих внеочередных выборов, выяснилось, что никому не интересно.

Даже оппозиция уходит не в сферу политического поля, а как бы в сферу нелегального политического процесса. Они хватаются за те темы, которые можно раскачать, сиюминутные, конъюнктурные. А какой-то проработанной партийной деятельности нет.

То есть мы наблюдаем угасание интереса к партийной политической тематике, которая в общем-то должна тянуть гражданскую позицию человека, выбора. Все это переходит в околополитическую сферу. И там уже все очень рыхлое, и, конечно, манипулятивный момент там довольно развит.

– А если посмотреть на тех, кто, так сказать, откололся от политического процесса. Что это за люди?

– Эти 18 процентов граждан затрудняющихся ответить, за какую партию будут голосовать, – чаще всего те, кто не нашли себя в современной жизни. Это те, кого называют «социальными аутсайдерами», они не приспособились жить на достойном уровне.

Кстати, если обратиться к разговорам о либеральной партии, то эти люди – не ее электорат. Попробуем порассуждать. «Ак жол» – становится либеральной партией, если во главе ее ставим человека из «Атамекена», который представлял предпринимателей. Такая схема не выигрышна. «Ак жол» – не та партия. Изначально, возможно, он был либеральным, когда там были Субханбердин, многие крупные политики. Но сейчас это казахская партия, умеренно националистическая. Сейчас думать, что, сделав из «Светлого пути» либеральную партию, можно привлечь эти 18 процентов в общем-то неуспешных людей, нелогично. Я бы не назвала их протестными, но они ищут альтернативу. Они не нашли себя в правящей партии, поэтому им нужна другая. В этом смысле либеральная идея – не их идея. Она уже была, когда был «дикий рынок», и они потеряли в этот период опору.

– Мы уже говорили с Нурланом Еримбетовым, и я его убедил, что либерализм непривлекателен для большинства, а вот консервативная идея – пройдет.

– Консервативная идея – правильная. Это в общем-то неплохое слово. Другое дело, что те, кто занимается технологиями, включают в это понятие, контент. Консервативные ценности – довольно устойчивая вещь.

– Я подозреваю, что если создавать такую организацию, то она привлечет и эти 18 процентов и отметет часть людей от партии власти.

– Да, согласна. Кстати, с тем же «Ак жолом» все-таки что-то надо делать. Его феномен стоит в ряду других феноменов. Та же газета «Караван» получила сильнейшую инерцию, несмотря на то, что процесс ее раскрутки прекратился много лет назад, она сохраняла один из самых высоких рейтингов читаемости в областях. Сейчас в нашем списке по популярности следующие партии: «Нур Отан», коммунисты, «Ак жол», «Асар» и патриоты. Притом что ОСДП «Азат» что-то делает, и у них неплохой медийный инструментарий, а коммунисты, скорее, сохранили электоральную память. А почему «Ак жол» – с этим надо разбираться. Потому ли, что они когда-то хорошо выступали, или люди еще надеются, выдают какие-то авансы? В любом случае для меня сейчас это консервативная партия. А носители и защитники либеральной идеи мало представлены в обществе.

– Если вернуться к достаточно позитивным для «Нур Отана» данным, можно оценить, почему это происходит?

– Я думаю, уже произошло сращивание памяти о советской эпохе с современностью. При этом, если говорить о молодежи, очень хорошая преемственность. А родители по памяти хорошо воспроизводят систему ценностей. Поэтому для меня «Нур Отан» – образование, функционирующее как часть госаппарата, некая общественная основа правящего режима. Это произошло еще и потому, что таков был запрос общества на фоне того, что у нас нарастает патернализм. То, что связано с лидером страны, воспринимается как нечто хорошее. А если «Нур Отан» делает некие акценты, я имею в виду посты, то это тоже хорошо. Кстати, в газетах в районах стали публиковать, сколько выделено государством на развитие того или иного объекта. Люди знают, сколько выделено на питьевые воды и так далее, и при этом видят, насколько эффективно или неэффективно. Соответственно, такая видимость контроля полезна, какая-то обратная связь. Скажем, из 25 тысяч обращений три тысячи посвящены конкретной проблеме, можно как-то отреагировать.

А что касается нуротановского рейтинга (79 процентов), то у нас всегда показывало 72–73, то есть данные на обычном уровне. Но мы же говорим об инерции. Люди не осознают, что такое пропорциональная система, и люди плохо понимают, как формируется парламент.

– Мы столкнулись с такой ситуацией: вроде бы неплохие данные для партии власти, но при этом политическая апатия населения. Что нужно, чтобы картинка стала позитивнее?

– Если мы говорим о конструировании снизу, то есть запрос многопартийного парламента. Но другое дело, что формулирование запроса на двупартийную или полуторапартиную систему – это вопрос спорный. Я уверена, что в большинстве своем проголосуют за «Нур Отан», партии, которые не выражают ничьих интересов, пройдут по новому принципу, и это, в принципе, ничего не решит в политическом отношении. Значит, население ничего решить тут не может. Если обратиться к еще одной стороне, к так называемым экспертам, то они высказываются за то, чтобы снизить барьер для партий.

– Опять-таки смысла особого нет, поскольку партии никакие.

– Я думаю, это повысит партийную потенцию, потому что пока многие опускают руки. То есть это стимулирование внутрипартийной активности. А так они сидят и ждут с моря погоды.

Второе экспертное предложение – вернуться в пропорционально-мажоритарной системе. Что касается возврата к мажоритарной системе – это вряд ли. Но приход в парламент партий с маленьким процентом голосов по пропорциональной системе ничего опять-таки не изменит. И такой принцип, когда 140 по пропорциональной и 10 по мажоритарной, тоже. Значит, нужен какой-то паритет.

И тут речь идет не совсем о партийном строительстве, а скорее о выборном процессе. Это то, что влияет на политическую ситуацию и относится к политической модернизации.

– Мне тоже нравится вопрос возврата мажоритарной системы. И мне понравилась идея Путина о привлечении на думских выборах беспартийных в путинский «народный фронт».

– Это вопрос креатива. Но если мы говорим о политической целесообразности, то все катится в некую стагнацию. Эта стагнация политически обоснована и имеет «хорошую» историческую базу. Жить на социальный минимум превращается в привычку. А потом возникает некая ситуация, и все хватаются за голову: как мы могли упустить…

Подготовил Арсен САИДОВ, Алматы