Дильмурад Джамбакиев: «Театру нужны вышибалы!»

Праздники – для удовольствия и дохода

– Вы занимаетесь организацией праздников для души или это просто бизнес?

– Я занимаюсь организацией праздников любого масштаба: детских, семейных, городских… Меня этим заразили. Уже работая в театре, я пришел к тому, что хочу заняться видеосъемкой. Сделал пару-тройку свадебных фильмов друзьям. Кому-то понравилось, и меня стали приглашать. Так я понял, что это приносит удовольствие и доход. А потом меня попросили организовать и провести праздник. Мне это тоже понравилось. Причем моя задача была сделать это незабываемо, чтобы было не похоже ни на что. Здесь уже у меня включилась режиссура. Ведь режиссер – это тоже организатор. Праздник удался! Ко мне стали обращаться. Дальше – по нарастающей: друзья, родственники друзей, знакомые знакомых, а потом и компании. Теперь у меня целые семейные истории: свадьба родителям, рождение ребенка, проводы в школу…

– Вы не устаете постоянно быть человеком-праздником, такой зажигалкой?

– Честно говоря, очень устаю. Но я не хочу ставить это на автомат. Чтобы отдохнуть, я играю в шахматы. Или читаю где-то в уединении. Сейчас я, к сожалению, перестал заниматься боксом. Наш тренер заболел и долгое время не преподавал. А еще мы занимались втроем с актерами Лермонтовского театра Сашей и Виталием Багрянцевыми. Потом наш график стал не совпадать. Саша с Виталием заняты – занимаются  озвучиванием на телевидении. Сейчас тренер вышел, и я, думаю, скоро снова пойду в спортзал. Нужно физический тонус поднять. Сейчас, кстати, при театре для актеров и его работников откроется свой небольшой спортивный зал.

«Берегу нервы друзей»

– Ваша любовь к розыгрышам друзей сохранилась?

– Это же юмор! Я люблю шутить. Когда ты молод – ты бесшабашен. Я так издевался над бедными соседями, заставлял их в халатах выбегать на улицу, устраивал такие сцены по телефону! Сейчас, конечно, так не травмирую людей, понимаю, что так можно довести до инфаркта. Сейчас я больше шучу в компаниях, с друзьями. При этом берегу их нервы.

– А вам не пробовали отомстить?

– Пытались, конечно, но кололись раньше времени. Не могли довести игру до конца. Я же с детства очень серьезный: если разыгрывал, то подходил к этому основательно. Как-то в школе одна девочка увидела смонтированную фотографию моей сестры, где она была изображена, как близняшка, и спросила, кто это вторая девочка, которая была похожа как две капли на мою сестру. Я моментально заплакал, она поняла, что задала ненужный вопрос. Я стал рассказывать, что мне трудно об этом говорить, что ее нет сейчас с нами. А в этот момент моя сестра уехала в Киев со своим классом. Я устроил целую драму, меня успокаивали, отпаивали водой. Все раскрылось, когда вернулась сестра. Она объяснила, что я просто дурачился. Были такие, немножко грубоватые, жестокие шутки. Я потом жалел. Больше так людей уже не разыгрываю.

О «Двух пистолетах» и «Асель и ребятах»

– Вы сейчас заняты в кино?

– Как мне рассказали, сейчас запущен на казахстанском телевидении молодежный сериал «Асель и ребята», аналог французского сериала. Меня попросили сыграть там небольшую роль. Когда прочел, засмеялся: роль парня-далматинца.

– Вам поступают предложения о съемках?

– Да, снялся осенью в картине «Два пистолета». Я в «банде» Стоянова – смешной и забавный персонаж, который всегда попадает в какие-то несчастья. В конце концов меня убивает главный герой. От испуга, от неожиданности. Лет семь или восемь назад я снялся в многосерийном фильме «Застава», он был снят по реальным событиям. Действие происходит на таджико-афганской границе, связано с наркокурьерами. Там тоже эпизодическая роль. Предложения поступают, но я очень сильно занят в театре, и мой театральный график не позволяет надолго уезжать.

«Жесткий ответ»

– Был еще эпизод с ударом в челюсть, когда вам досталось от зрителя. Он мешал вам смотреть спектакль…

– Вспоминать это не очень приятно. Может, сейчас я бы так рьяно не отреагировал. Но все равно я человек очень импульсивный и остро реагирую на несправедливость. Сейчас, к сожалению, от людей можно ожидать всякое – даже в театре. И на просьбу отключить телефон можно получить «жесткий ответ» (улыбается).

– Вы занимаетесь боксом. Не было желания дать сдачи?

– Это было неожиданно. Нам даже не дали развить эту историю. Но это урок жизни.

– Однако ситуация с культурой поведения в театре с тех пор не меняется…

– В советское время культура была на высшем уровне, а сейчас, когда все связано с деньгами, и мы идем к капитализму и шатки законы… Знаете, как Станиславский боролся с этим в свое время? Он просто ставил в театре двух вышибал, и тех, кто мешал творческому процессу, выдворяли за шкирку. Культуру надо воспитывать с детского сада. Сейчас родители в общественном транспорте всегда стараются посадить ребенка. При этом, если их просят взять его на колени, чтобы освободилось место, они говорят о том, что заплатили. Ребенок с детства понимает, что если заплатить, то место куплено, и не уступит его даже старушке. Точно так же – в театре. Когда идет монолог актера, слышно, как в это время в зале кто-то решает деловые вопросы: «надо купить, не покупайте, акции падают». Ты же пришел в театр отдохнуть – выключи телефон, два часа ничего не изменят. Сейчас у нас, говоря на сленге, очень много понтов.

«По своей сущности актер жаден»

– Сколько лет вы в театре?

– Уже десять.

– Роли меняются? Персонажи взрослеют?

– В «Пижаме на шестерых» я играю богатого француза, у него есть все и он хочет изюминки в своей жизни. По пьесе мне лет 35–37, и это самая возрастная роль. Хотя подождите: у меня есть роль лешего. Точнее, две роли в двух разных сказках: «Василиса Прекрасная» и» Аленький цветочек». Мне там по возрасту не меньше ста лет (смеется).

– Вам комфортно в рамках того репертуара, в котором вы заняты?

– Вы знаете, по своей сущности актер жаден. К ролям, к творчеству. Мы, артисты, хотим попробовать себя в разных ипостасях. В молодом возрасте хотим играть возрастные, характерные роли. Но взрослых я играл только в институте: и дедушек, и бабушек. Театр – это академический вариант, где взрослые и молодые актеры играют соответствующие роли.

К поклонницам – отношение философское

– Вы говорили, что пришли в театр спонтанно. Не пожалели?

– Сейчас я прихожу к мысли, что профессия актера – божественная! Она меняет внутренний мир зрителей, оставляет яркий след. Посмотрев спектакль, люди делают вывод, а это дорогого стоит. Иногда слова, произнесенные актером, западают в душу, и человек долго живет с этим. Я знаю людей, которые помнят спектакли, сыгранные 30 лет назад. Когда текст произносит актер, фраза может стать гимном жизни.

– Давайте поговорим о поклонницах. Были попытки наладить личный контакт?

– Я к этому отношусь философски. Я выбрал публичную профессию, но не всегда иду на контакт. У нас все-таки восточная страна с европейским воспитанием, и люди не все открытые. Бывали настойчивые поклонницы, но я отшучивался. Иногда люди на улицах останавливают, говорят теплые слова. Хотя один раз меня остановил молодой человек, он шел с девушкой, спросил, не работаю ли я театре. Я признался. Он сказал, что смотрел недавно спектакль «Я не Раппапорт» с Юрием Борисовичем Померанцевым. В его словах было отвращение к моему образу. Мне как актеру было приятно, потому что он так поверил мне! Я сказал этому парню, что театр – это зеркало жизни и такое случается, когда молодое поколение не считается со старшим. Я просто показал ту сторону, которую мы не всегда замечаем.

«Голос – это тоже инструмент»

– У вас не было порывов запеть? Особенно после участия в проекте «Екi жұлдыз»?

– Как-то в институте после госэкзамена по вокалу завкафедрой отвела меня в сторону и сказала: «Сынок, иди в консерваторию!». Очень хорошо помню эти слова. Я обожаю петь, с детства пою для себя. В подростковом возрасте подражал Робертино Лоретти, потом – Паваротти. Он вообще мой любимый певец, он король современной оперы. Обожаю творчество Майкла Джексона, Розенбаума. Люблю арии. Недавно встретил педагога по вокалу. Она была расстроена, что я совсем забросил пение. И сказала, что мне уже пора восстанавливать голос. Я задумался, что надо снова пойти к вокалисту и начать петь. Потому что, если дано, нельзя это забрасывать. А голос – это тоже инструмент, над ним надо работать. В этом году у меня планов больше, чем за десять лет, которые я проработал в театре.

– Если не секрет, поделитесь планами. Красная дорожка Каннского фестиваля?

– (Смеется.) Ваши слова – да Богу в уши! Я вам открою секрет. Мне больно говорить, но я ухожу из своего любимого театра, где проработал почти 10 лет. Я обожаю театр, но хочу использовать все свои силы. Я не прощаюсь с ним. Не могу раскрывать все секреты, но буду пробовать себя в других ипостасях. Это будет тоже искусство, театр, кино, режиссура… Я не собираюсь становиться экономистом или банкиром. Хотя из меня, возможно, получился бы отличный банкир. Хочу заниматься любимым делом. Просто сейчас я уже разрываюсь и нахожусь между небом и землей. Пока есть силы и возможности, нужно двигаться дальше. Как говорится, поехать и набраться новых сил снова на лет десять (смеется).

«Семейный доктор»

– Вы суеверны?

– Нет, не думаю об этом: пустые ведра, черные кошки. Может, и нужно завести какие-то обереги. Но я верю в Бога и точно знаю, что молитвы исцеляют – на себе проверял. Хотя есть такие театральные суеверия, как садиться быстро на роль пятой точкой, если она падает на пол (смеется).

– Какой вы в семье?

– Я стараюсь, чтобы моим родным было комфортно и хорошо. Могу ставить банки, делать уколы, горчичниками лечить. Мама меня называет «наш личный семейный доктор». Центр нашей семьи – это мама. И все дети, внуки идут к ней. Моя семья живет с мамой, с нами живет старший брат. В детстве было какое-то распределение обязанностей, сейчас такого нет.

– Вы послушный сын? Выполняете домашнюю работу?

– Иногда бывает. Когда мне надоедает хаос на моем рабочем столе, я начинаю уборку. Потом хожу по дому и поучаю: перестаньте здесь мусорить, я только что убрал (смеется)!